часть семнадцатая
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
продолжение

Поднимаю руку и, собравшись с духом, стучу в дверь.
Минута-другая прошли без ответа. И когда я было собралась уже постучать посильнее — дверь открылась.
На пороге я увидела хмурое бородатое лицо пожилого гнома.
— Это не он?
Шепотом спросил мышь.
— Ммм… Нет.
— Фух. Тогда не стой с открытым ртом. Милейший… Умм!

Затыкаю мышу рот рукою.
Гномы — народ особый.
С ними по-хамски себя вести нельзя.
Даже если ты богат, как крез. Потом обязательно при случае припомнят.
— Доброго вам вечера, уважаемый.
— И тебе не хворать.
Хмуря толстые брови и буравя меня цепким взглядом спрятанных под бровями глаз.
— А… дядюшка Трок здесь?
— Здесь.
Сглатываю.
— А можно… его увидеть.

— Хм… Отец!
— Что?
Басовитый голос, донесшийся из глубины дома, я бы не спутала ни с каким другим.
Пальцы рук закололо, а спине стало холодно, словно за шиворот плеснули стакан холодной воды.
— Тут к тебе человеческая женщина пришла.
— Ко мне?
Он появился из глубины дома, как обычно вытирая фартуком большие красные руки, испачканные угольной пылью.
А я стояла и смотрела на него и никак не могла проглотить комок в горле.
Хотелось развернуться и сбежать до того, как он скажет хоть что-то… и в то же время хотелось остаться.

А вдруг он меня узнает?
Что тогда скажет?
Как посмотрит?
Снова с презрением?
Но я уже большая девочка и вполне смогу это пережить, правда?
Да и теперь у меня есть Пых, а он не позволит мне впасть в уныние.

— Кэт…
Вздрагиваю, как от удара.
Смотрю в пол.
Ну вот почему я пришла именно сюда?
Он обнял меня своими сильными руками, вмяв меня в теплую, пропахшую маслом и углем рубашку.
Задыхаюсь от подступившего кома в горле и пытаюсь зажмуриться покрепче.
Меня трясет, и глаза сильно жжет что-то. Неужели слезы?
Глупости.
Я взрослая, сильная и уверенная в себе женщина… мне уже давно не тринадцать.

— Где ж ты была все это время, Кэт? Я ж тебя искал.
Его голос такой тихий и дрожит.
Почему-то обнимаю его за огромную талию в ответ и тихо хлюпаю носом.
— Пошли. Там… Келла пироги напекла.
Балин, а ну, веди гостей и живо помоги накрыть на стол!
Гном, который встретил нас на пороге, неуверенно мне улыбнулся и пропустил вперед.

Дом внутри был куда больше, чем казался снаружи, если просто взглянуть на фасад.
И в нем так знакомо и по-домашнему пахло пирогами.
Нас усадили за большой дубовый стол и попросили меня рассказать о том, как я все это время жила.
Мне очень не хотелось рассказывать, что я стала профессиональным вором.
Впервые в жизни стало стыдно за то, кем я стала. Хотя всегда ведь знала, что другого пути у меня просто не было.
Такие сироты, как я, могли быть либо проститутками, либо ворами.
И все же… все же, поедая огромный кусок пирога и чувствуя заботливый взгляд Келлы, хотелось провалиться сквозь землю или наврать с три короба о том, что, к примеру, я удачно вышла замуж и теперь живу в палатах белокаменных, среди золота и зеркал.

Ненавижу врать. Потому и теперь не стала.

— Н-да. Это моя вина.
Ошарашенно смотрю на дядюшку.
Он же подсунул икающему от переедания мышу еще один кусочек пирога.
— А ведь я тогда хотел тебя к себе взять, Кэт. Думал преподать тебе урок.
Думал, вот вернешься и будешь Келле помогать по хозяйству…

Не верю своим ушам.
Они хотели меня взять к себе?
Меня?
Человека?
Но… так ведь не бывает.
Тогда бы моя жизнь была совсем другой.
Грустно усмехаюсь, потирая шею.
И не надо было бы беспокоиться о том, что скоро потеряю голову — в прямом смысле значения этого слова.

Пых тихо икнул и блаженно присвистнул.
Задумчиво смотрю на мышь.
А с другой стороны…
— Тогда я бы никогда не встретила Пыха. А он — самое ценное, что у меня есть.
Пых удивленно посмотрел на меня и от избытка эмоций что-то пропищал на своем мышином. После чего хлюпнул носом и отвернулся, подгребая к себе новый кусочек и излишне суетясь.
Не любит он проявления чувств на людях.
Ох, не любит.
Усмехаюсь и провожу пальцем по его голове.
И что странно, палец в этот раз не укусили.
Хотя мешать ему во время еды…

— Хм. Что ж, я рад, что ты была не одна.
Мне улыбнулись.
— А как насчет теперь?
Удивленно смотрю на него.
— В смысле?
— Не хочешь остаться? Места всем хватит. И твоему зверьку тоже.
— Его зовут Пыхторий.
Мышь чуть не подавился пирогом — впервые я назвала его полным именем, да еще и при посторонних.
— Пыхторий так Пыхторий.
— И ты не побоишься взять к себе в дом профессиональную воровку?
Внимательно смотрю в черные, словно маслины, глаза дядюшки.

Он ничего не ответил.
Это значит «да» или «нет»?
— А как же… как же Балин?
— Я не против.
Пожал плечами гном.
— Если отец решил принять кого-то в семью, значит, так тому и быть.
И теперь у меня есть сестра.
Точно.
Гномы живут по другим правилам.
Главный в доме — отец.
И как он сказал, так и будет.
Авторитет главы семейства непререкаем. Усмехаюсь и кладу голову на скрещенные пальцы.

— Я ж еще не все рассказала.
Молчу, не зная, с чего начать, и стоит ли начинать вообще.
— Похоже, ты крупно влипла, дочка.

…И вот это всего одно короткое «дочка» — меня сломало.
Губы скривились в дрожащей улыбке.
И, не поднимая головы, я за час выложила абсолютно все, что произошло со мной с того рокового заказа, когда я должна была украсть картину из замка василиска.
Меня слушали, не перебивая, только Келла пару раз вставала, чтобы налить всем свежего чаю.
— Н-да… непростое дельце.
Значит, говоришь, на шее у тебя что-то вроде магоошейника, который сам василиск сладил?
Киваю.

Пых тихо икает, лежа брюхом кверху и раскинув крылышки.
— Угу.
Дядюшка почесал затылок, зарываясь в волосы огромной пятерней и морща лоб.
— Есть тут у нас один умелец… Авось поможет.
— Нет.
Смотрю ему в глаза и растерянно улыбаюсь.
— Спасибо, дядюшка, но нет. Время у меня есть до рассвета.
Да и не все так безнадежно.
Пых пойдет со мной, а еще у меня есть Кэрт, да и сама я кое-что могу. Так что не волнуйся за меня, тем более что самое главное ты уже сделал.
— Н-да? И что же это?
— Выслушал.
Почему-то шепотом ответила ему я.

Гном тяжело вздохнул, встал и вышел из комнаты. Я осталась сидеть под прицелом двух пар глаз. Келла подлила мне еще чаю, погладила по голове и положила еще кусок пирога в тарелку.
Балин не знал куда себя деть и что ему сделать, но тут его позвал дядюшка, и он пулей метнулся в заднюю комнату.

— Ох, и натерпелась же ты.
Без мамки да без отца.
Всегда одна… может, еще пирожка?
Отрицательно мотаю головой, чувствуя себя при этом… пятилетним ребенком.
Вроде бы все и хорошо, но все равно внутри меня живет страх, что вот-вот все закончится.

— Кэт.
Позвал меня дядюшка, подходя к нам вместе с Балином и держа в руках огромный увесистый сверток.
— Да?
— В общем, так, пойти с тобой я не могу.
Но и просто так туда не пущу, уж не обессудь.
На-ка, примерь.
И передо мной развернули, пару раз встряхнув и подняв тучи пыли, что-то похожее на плащ, сшитый из разных кусочков кожи самых разнообразных видов и оттенков.
— Что это?
— Плащ. Только смотри, мышу прикасаться к нему не давай, не то все чары рассеются.

Ну да.
Проще мыша вообще здесь оставить, чем не дать ему усесться на мое плечо или голову.
Встаю и покорно накидываю плащ на плечи.
Он оказался тяжеленный.
Да еще и эта пыль, от которой так и тянет чихнуть.
— Так. А теперь надень капюшон.
Капюшон мне надел Балин.
— Ну как?
— Страшно не хочется тебя разочаровывать, дядюшка Трок.
Но я ничего не вижу и не чувствую.
— Ты в зеркало-то посмотрись.

Так.
А где тут зеркало?
Кажется, оно было около входной двери.
Ага, теперь вижу.
— Эмм… спасибо. Красота — страшная сила.
Но, боюсь, он мне слегка великоват.
— Ты себя видишь?
Напряженно.
— Ну да.
— Полностью?
— Да.
Меня это все уже настораживает.
И чего они все так странно уставились в зеркало. Словно там сидит привидение и читает книгу, удобно устроившись в кресле.

— Удивительно.
А вот мы видим небольшую мышь, которая стоит на задних лапках и смотрит сама на себя.
Где мышь?!
Ошарашенно оборачиваюсь.
Но… мышей вроде бы здесь не видно.
— Ясно. Значит, правду сказал продавец, на людей оно действует иначе.
Гномов эта штука оборачивает в гоблинов.
При этом носитель в зеркале именно гоблина и видит.

— А может, ты постараешься мышонка увидеть? Подал голос Балин.
Хмуро смотрю в зеркало.
Они ведь не издеваются, да?
Но тут мое отражение чуть поблекло, пошло волнами и… испарилось.
И в зеркале отразилась небольшая серая мышь, внимательно разглядывающая собственное отражение с отвисшей челюстью и слегка выпученными глазками.
Впрочем, последнее — скорее всего, врожденный дефект.
— Ох, и ни гхыра себе!

— Не выражайся.
Строго сдвинул брови дядюшка и подошел ко мне, положив руку на плечо… со второй попытки. — Возьмешь его с собой.
Авось там и пригодится. Кстати, у него есть еще одно свойство.
А ну… попытайся пройти вот через это отверстие, да.
И мне указали на небольшую дыру в двери, сделанную как для собаки.
Она была закрыта навесной дверцей, которую можно было отгибать.
— Знаешь… она для меня как-то маловата будет.
— Для тебя — да. Для мыши — нет.

Пытаюсь усвоить новую порцию информации.
— В смысле… я теперь и впрямь мышь?
— Точно не знаю.
Пожимаю плечами и иду к двери.
Так… я у двери.
Мышь тоже.
А теперь…
зажмуриться и сделать два шага вперед.
Если что — просто стукнусь лбом.
Больно, но не смертельно.

Шаг.
Второй.
Тре-етий… пятый.
Бульк.
Сижу, кашляю в луже, отплевываясь и удивленно оглядываясь по сторонам.
Я снаружи!
Сижу в луже с мокрым лицом и штанами.
Надо же… а вроде казалась неглубокой.

Дверь позади меня открылась, и с меня стянули плащ, после чего подали руку и поставили на ноги.
— Ну как? Усмехнулся дядюшка.
— Ничего себе!
Выдохнула я.
После чего получила в руки свернутый плащ и вернулась в дом — сушиться.

Еще часа два мы сидели и обсуждали мое будущее, а потом Балин неожиданно спросил, почему я пришла сейчас, а не много лет назад. Тогда, хлопнув себя по лбу, я вывалила на стол целую гору золота из безразмерной сумы.
Минут пять стояла тишина, немного погодя, отойдя от шока, дядюшка Трок спросил, кому принадлежали раньше эти деньги.

— Василиску.
Он дал мне свободу на вечер и предложил взять столько золота, сколько захочу.
— А-а-а, — протянул дядюшка.
— Это все вам.
Улыбаюсь, чувствуя себя просто нереально щедрой.
— А-а-а.
Протянул дядюшка во второй раз, недоверчиво изучая свое новое богатство.
— А взамен…
Я подождала, пока в глазах гномов мелькнет знакомый огонек. Наконец-то ступор прошел.
— Это золото свалилось не просто так: надо что-то сделать взамен.
Я хочу провести сегодняшнюю ночь как королева.

— Поясни.
Потребовал Балин.
— Знаешь эльфийскую кофейню?
Гном скривился.
— Я хочу, чтобы все ахнули, когда мы с мышом войдем, и утирали слезы счастья, когда выйдем.
— Последнее сделать будет гораздо проще.
— Не язви.
Я не в том смысле, что счастливы, что они избавились от нас, а в том… ну, короче, пусть даже эльфы увидят во мне сегодня принцессу, а не замухрышку.
Дядюшка критически обозрел гору золота и почесал затылок пятерней.
— А знаешь… этого может и не хватить.
Угрюмо на него смотрю.

Знаете, что гномы сделают за медяшку?
Подкуют кобылу.
А за серебрушку?
Омолодят кобылу.
А за золотой эта же кобыла ожеребится тремя чистокровными ахалтекинскими жеребятами.

Эта присказка давно ходила среди народа.
Не обманула она и на сей раз.
Дядюшка отослал куда-то сына и, собравшись, исчез в ночи.
Мы с Келлой остались ждать у печи, вдыхая аромат подходящих булочек, заодно, пока ждали, перетаскали все золото в подпол, дабы кто не умер от счастья, если зайдет ненароком.

Дядюшка вернулся через полчаса не один, а с гоблином.
— Брадобрей.
Пояснили мне.
— Я девушка. У меня нет бороды.
— Садись сюда.
Приказал мне гоблин, ткнув пальцем на пол.
— Я не мужчи…
Но меня уже усадили на пол, сказав, что брадобрей здесь он, и поэтому он лучше меня знает, что нужно делать.
Он не слепой, и сам сообразит, где и кого нужно брить.
Мышь при этих словах захихикал и пополз к краю стола, дабы лично лицезреть это незабываемое зрелище.

Гоблин взобрался на скамейку за моей спиной и сжал в руках спутавшиеся за день волосы.
Я взвыла.
На что мне приказали сидеть спокойно, иначе будет прическа а-ля горшок или еще хуже, — это уже как повезет.
После такого напутствия я замерла, как памятник себе любимой.

Во входную дверь постучали, и Келла пошла открывать.
Оказалось, что пришли гном, полуэльф, человек с хитрыми глазами и два тролля.
— Охрана.
Коротко ответил Трок в ответ на мой удивленный взгляд.
Полуэльф при виде золотого, который в этом доме показывали всем, но пока так никому торжественно и не вручили, — засуетился вокруг меня с портняжной лентой в руках, снимая мерки.

Я громко возмущалась, ибо являюсь девушкой приличной, несмотря на образ жизни и прочие нюансы.
Портной упорствовал, веря в то, что отличная работа таки доставит ему удовольствие лицезреть золото на своей бледной ладошке.
Пока же он тихо матерился сквозь зубы.
Когда же мерки были сняты, ко мне подошел человек с хитрыми глазами (он, как оказалось потом, был торговцем тканями и готовой одеждой) и спросил, какое я хочу платье.
Я задумалась, и правда, собственно, какое?

— Черное.
Сказал Пых, не выдержав затянувшегося молчания.
— И чтоб паучки сидели на вышитых серебряной нитью паутинках.
Торговец приуныл и задумался, но через минуту просиял и куда-то убежал, бросив на ходу, что сейчас вернется.
Удивленно смотрим ему вслед.
За волосы снова дернули, выдрав целый клок.
Я… я убью этого гоблина, вот прямо здесь и сейчас.
Хотя… красота требует жертв, все-таки придется потерпеть…

Через час я стояла перед зеркалом и молча себя рассматривала.
— Ну как? Нравится?
Уточнил дядюшка, уже вложивший в мое преображение аж десять золотых.
— Хм…
— Я прекрасен!
Восхищенно прошептал Пых, пушистый как никогда и гордо восседающий на моем плече.
Аккуратно завожу переливающийся локон за ухо и разглаживаю складки на панталонах.
— Ну… в целом неплохо.

— Эльфы умрут от счастья, едва увидят тебя, поверь.
Попытался польстить полуэльф.
— Спасибо, конечно. Но мне еще платье все-таки нужно.

Раздался звук открывшейся и закрывшейся двери. Это вернулся запыхавшийся торговец тканями, держащий в руках огромную белую коробку.
Он протянул ее мне со словами:
— Я купил его дочери для бала-маскарада, а она простудилась и не смогла пойти.
Думаю, это именно то, что вы хотели.
Я смотрела на платье, мысленно мечтая придушить Пыха за все его идеи разом.