Объятый хмурыми думами Добромир, не сразу услыхал стон.
— Кто здесь?
— Это я, воевода, Асташка.
— Ты всё слыхал?
— Да, воевода.
— Ты цел?
— Да, воевода. Лишь ребра болят, да голова гудит.
— Тогда ползи ко мне, и протяни руки — я попробую перегрызть веревки.
— Воевода, давай я.
— Не рассуждай, ползи.
Они завозились, устраиваясь на полу, пока связанные руки Асташки не уткнулись в лицо Добромира.
Снаружи доносились крики, песни, смех — то Чикибеево воинство праздновало победу.
Некоторое время ушл…
… показать весь текст …

В стольном граде Мойжеле, в высоком тереме, у окна светлицы стоял Князь и угрюмо смотрел в сторону Калинич, там, где жила та, о которой, в последнее время, были его мысли. Любава.
После отъезда Добромира, князь побывал в Калиничах. Привез даров разных. Всячески давал понять, как нужна она ему. Шутил, скоморошил. В общем вел себя как безусый юнец, а не как умудренный жизнью мужчина. Но Любава не замечала его потуг, все её мысли лишь о Добромире, любой разговор она переводила только на мужа. И кня…
… показать весь текст …

Очнулся воевода на вонючей подстилке. Он с трудом открыл глаза: голова гудела, во рту ощущался железистый привкус крови, связанные за спиной руки онемели, страшная боль растекалась по ногам. Скосив глаза, Добромир увидел, что ноги его были в засохшей крови и колени вывернуты под неестественным углом.
Рядом раздалось хехеканье. Добромир поднял глаза. Напротив него, на корточках, сидел широколицый, узкоглазый человек.
— Чикибей? — хрипло сказал Добромир.
- Я, воевода. Я, — улыбаясь ответил Чикиб…
… показать весь текст …

Любава стояла у окна светлицы и смотрела, как постепенно темнеет небо на востоке, как оно наливается густой синевой, как появляются на небесной тверди первые робкие вечерние звезды, как над кромкой леса появляется круглый лик ночного светила — Месяца. Тихий вечерний час, в этот час они с Добромиром любили вот так стоять и наблюдать, как свет уступает место тьме, и владычица ночь вступает в свои права, и до утренней зари становится полноправной хозяйкой всего сущего.
«Добромир, — подумала она, и…
… показать весь текст …

— Воевода, пора бы уже и на ночное становиться, — сказал Асташка. — Видишь, солнышко уже к земле клонится.
Добромир кивнул и ответил:
— Вот пройдём меж Двух Сестёр, там и место для ночлега искать будем.
Дружина Добромира стояла у заросших вековым лесом Двух Сестёр, меж которыми вилась дорога, идущая в сторону Восточной заставы.
Вперед, на быстрых конях, отправились трое дружинников — разведать: всё ли спокойно в узкой расщелине, в месте столь удобном для засады. Где на пологих склонах холмов, м…
… показать весь текст …

«Любезный брат мой, Хан бескрайних степей, Великий богатырь Чикибей.
Пишет тебе, как равный равному — брат твой названный, Князь Земли Дреговичской — Борислав. Прими, вместе с заверениями в моей вечной дружбе, дары богатые и одно предложение», — нараспев читал толмач княжескую грамоту, невысокому коренастому человеку, с узкими глазами и тоненькими усиками, спускавшимися двумя червячками с обеих сторон его рта — хану Чикибею.
Хан слушал, и после каждого слова толмача, благосклонно кивал головой…
… показать весь текст …

Громкий стук в ворота Восточной заставы раздался рано по утру.
— Княжеский гонец к Ратибору! — раздался громкий крик.
Заспанный Тысяцкий, в одном исподнем, выбежал во двор.
Узнав в гонце княжеского племянника, он понял, что весть не шуточная, и низко поклонившись, протянул руку за княжеской грамотой.
«Тысяцкому Восточной заставы, боярину Ратибору.
Моя Княжья воля: не чиня препятствия, пропустить хана Чикибея с войском, через заставу Восточную.
Князь Земли Дреговичской — Борислав».
Прочитав послание несколько раз, Ратибор, с изумлением уставился на гонца:
— Чего-то я не понимаю, Княжич. Как это?
— А тебе и понимать ничего не надо! — надменно ответил княжич. — Выполняй княжью волю!
Ратибор низко поклонился.

В эту ночь ни Добромир, ни Любава не сомкнули глаз. Они были друг с другом. Они не могли ни намиловаться, ни налюбоваться друг на друга. Они говорили, говорили и говорили.
— А ты помнишь, как мы с тобой встретились? — спрашивал Добромир.
— Конечно помню, — смеясь отвечала Любава. — Ты шёл и сбил меня с ног.
— Я засмотрелся на скоморохов.
— Ага, и в итоге, целая корзина яиц, псу под хвост.
— Но ведь я извинился, и купил потом две корзины. Да ты же говорила, что и сама виновата — тоже засмотрелас…
… показать весь текст …

Добромир, высокий широкоплечий мужчина, с длинными, до плеч русыми волосами, и такой же русой бородой, сидел на залитом тёплым осенним солнышком дворе и правил свой двуручный меч. Рядом примостилась Любава, вышивавшая что-то на пяльцах. Мужчина и женщина изредка бросали друг на друга взгляды, перемигивались и смеялись над чем-то только им одним известным.
По двору сновала челядь, занимавшаяся своими повседневными делами. Где-то стучал молоток, вжикала пила, слышалось мычание коров, скрип колоде…
… показать весь текст …

В темно красном одеянии, обильно вышитом золотом, жемчугами и драгоценными каменьями, на резном дубовом стуле с высокой спинкой, сидел человек.
Человек был далеко не молод: длинные волосы, ниспадающие на плечи и удерживаемые на лбу широким золотым обручем, имели тот цвет, что называют: «соль с перцем». Аккуратная черная борода с множеством серебряных нитей, плотно сжатые тонкие губы, прямой нос, стального цвета глаза, морщины вокруг глаз и на высоком челе.
Несмотря на свои годы, человек был креп…
… показать весь текст …

Через пятнадцать минут вокзальной толкотни, суеты и беготни, Влад оказался в вагоне. Устроившись на своём месте, он достал смартфон и набрал номер Любы. Люба некоторое время не отвечала. Влад слушал гудки и смотрел в окно на серое здание вокзала. Наконец, в аппарате девичий голос произнес:
— Алло.
— Здравствуй, Любушка, — сказал Влад. Как ты? Я тебе вчера звонил, но не дозвонился, ты недоступна была.
— Ой, котик, привет, — ответила Люба. — Как хорошо что ты позвонил. Я тебе тоже дозвониться не…
… показать весь текст …

— Здравствуйте, девушка. Мне пожалуйста билет до Калинковичей на 679 -й, на 14:27.
Миловидная девушка-кассир, в светло-голубой униформе работника железной дороги, ухоженными пальчиками запорхала по клавиатуре компьютера. Вгляделась в экран монитора. Нахмурила подведённые бровки. Взглянула на молодого человека стоящего по ту сторону окошка, и сказала:
— К сожалению, на 679-й, билетов нет.
Молодой человек после недолгого молчания глупо спросил:
— Нет? Совсем нет?
Девушка улыбнулась и покачала гол…
… показать весь текст …

— Здравствуйте, Галина Владимировна, — поздоровался я, с идущей мне навстречу, учительницей моего среднего. Он нынче в четвёртый класс идет.
— Здравствуйте, — ответила Галина Владимировна. — Как ваш сынуля? К школе готов?
Я пожал плечами.
— Так сяк, — говорю. — А вот родители готовы. Полностью. И морально и физически.
Учительница рассмеялась:
— Ну, это самое главное! Удачи в Новом учебном году!

СЕЙЧАС…
Соседка постарела и переехала жить к сыну. Мне пришлось вернуться. Вернуться не для того, чтобы остаться, а для того, чтобы закрыть Гештальт — продать квартиру. Чтобы не было куда возвращаться. И уехать, на этот раз навсегда. Нашёлся покупатель, он давал приличную цену. Оставалось только решить кое-какие вопросы, оформить документы и попрощаться с городом и с памятью навсегда…
Я стоял под клёном — под тем самым клёном. Стоял курил и слушал шорох дождя в листве. Смотрел, как капли, падая…
… показать весь текст …

СЕЙЧАС…
Я вышел на улицу. Дождь, всё так же умывал город. Ноги сами понесли меня в сторону школы. Когда-то здесь, прямо у школьных ворот, стояла телефонная будка, где за 15 копеек можно было позвонить по межгороду…
ТОГДА…
Тогда тоже шёл дождь, он барабанил по крыше будки, мокрыми дорожками слёз стекал по стеклу. А мы говорили.
— Я люблю тебя, милая!
— Я тоже тебя люблю, мой Грузин.
— Я очень скучаю по тебе, приезжай скорее, моя Чукча.
— Мне нужно тебе, что-то сказать. Очень важное.
— Говори…
… показать весь текст …

СЕЙЧАС…
Я долго стоял у кухонного окна, слушал барабанную дробь, что дождь выбивал о подоконник и смотрел на мокрый двор, на мокрые деревья, мокрые машины, мокрые дома. Где-то вдалеке, за пятиэтажкой, выглядывал угол нашей школы, а ещё чуть дальше был виден Её дом…
ТОГДА…
Потом Ей пришлось уехать. Уехать на месяц, к тётке, которая заболела. Я провожал Её, и опять шёл дождь. Стоя у вагона, на перроне, я видел, что у Неё были мокрые глаза. И я не знал от чего: то ли от дождя, то ли от слёз…
А че…
… показать весь текст …

СЕЙЧАС…
Я шёл по городу, узнавал и не узнавал его. Двадцать лет — большой срок для города, а для человека тем более. Память может подвести и выкинуть какую-нибудь забавную штуку.
ЗАГС — здание совсем не изменилось, лишь разрослись аж до третьего этажа плакучие ивы…
Я помнил тот сентябрьский день.
ТОГДА…
Тогда тоже лил дождь. И мы, мокрые с головы до ног, но страшно счастливые и смеющиеся, вошли в эти двери, и строгая, неулыбчивая тётенька приняла у нас заявление на бракосочетание…
СЕЙЧАС…
А дож…
… показать весь текст …

СЕЙЧАС…
Вокзал за эти годы изменился до неузнаваемости: электронное табло, брусчатка на перронах, крытая большим пластиковым навесом зона ожидания, очерченные квадраты резерваций — места для курения. Вместо полуразрушенного деревянного строения, гордо именовавшегося «Бар у дороги», сияло стеклом, металлом и пластиком «Придорожное кафе».
Всё было другое, новое, незнакомое. Да и не удивительно — столько-то лет прошло. Но всё равно, кое в чем угадывался прежний, старый вокзал, что я так любил.
Я в…
… показать весь текст …

ТОГДА…
Я ловко спрыгнул с подножки поезда — весёлый, счастливый «Дембель». В городе шёл дождь.
— Ха! — сказал я посмотрев на небо. — Подумаешь — дождь!
И шлёпая прямо по лужам, не обращая внимания на струи дождя, направился домой. И тут я увидел Её. Она стояла у киоска «Союзпечать», прикрываясь от дождя ярко-синим зонтом в белые горошины, и с белым кружевом по краю. Одета в длинное, почти до щиколоток темное платье.
«Мэри Поппинс», — подумал я.
А когда заглянул под зонт и увидел Её лицо, то пон…
… показать весь текст …

Слегка раскачиваясь и постукивая колёсами на стрелках, поезд, приближался к моему родному городу. За окном стали появляться знакомые названия деревень, узнаваемые места. Казалось, что мелькавшие за окном деревья стали ближе и роднее — они кивали мне, приветливо качая кронами.
Я стоял в тамбуре и смотрел в окно.
Двадцать лет. Двадцать лет я не был в родных местах.
Достал из кармана пачку сигарет. Закурил. Что в поездах строжайше запрещено. Начавшему возмущаться проводнику, чтобы он не бухтел, я…
… показать весь текст …