СЕЙЧАС…
Вокзал за эти годы изменился до неузнаваемости: электронное табло, брусчатка на перронах, крытая большим пластиковым навесом зона ожидания, очерченные квадраты резерваций — места для курения. Вместо полуразрушенного деревянного строения, гордо именовавшегося «Бар у дороги», сияло стеклом, металлом и пластиком «Придорожное кафе».
Всё было другое, новое, незнакомое. Да и не удивительно — столько-то лет прошло. Но всё равно, кое в чем угадывался прежний, старый вокзал, что я так любил.
Я вышел на привокзальную площадь и, игнорируя навязчивых таксистов, отправился пешком. Под дождём.
Если вокзал изменился практически полностью, то привокзальные улочки остались прежними. Всё те же, выкрашенные в жёлто-оранжевый цвет двух-трёхэтажные домики, на пару подъездов, с уютными двориками, где, как непременный атрибут имеются веревки для сушки белья, натянутые между специально для этого дела врытыми столбиками. Столики, где так приятно вечерком, после трудового дня, под сенью раскидистых деревьев посидеть, поиграть в домино, попить пивка, покурить, пошутить, побалагурить с мужиками. Небольшими детскими площадками. Всем тем, что создают неповторимый уют маленьких провинциальных городков.
Я шёл дальше. Кинотеатр. Каштаны.
Я остановился под тем каштаном, под которым мы много лет назад признались друг другу в любви.
Тогда тоже шёл дождь. Мы стояли возле кинотеатра, под деревом, в ожидании сеанса. Шёл дождь и крона дерева не спасала — капли, то и дело скатывались по широким листьям и окатывали нас…
ТОГДА…
— Какие красивые у тебя глаза, — сказал я Ей.
— Правда? — Она улыбнулась, и от улыбки, у Неё на щеках появились ямочки.
— Правда. В них есть, что-то азиатское.
— Нет, — Она рассмеялась. — Мама говорила, что бабушка была Эвенка.
— Эвенка? Эвенка? — задумчиво пробормотал я. —  А кто это?
— Н-у-у, — Её губы вытянулись в трубочку. — Это такие жители Крайнего Севера.
— Ага! — воскликнул я. — Чукча значит!
Она рассмеялась снова:
— Ну если я чукча, то ты — грузин.
— Откуда ты знаешь? — притворно удивился я. — Меня в школе так и называли. Что, правда похож?
— Очень! — сказала она смеясь.
— Нет, я славянин. Чистокровный. Хотя, кто его знает.
Несмотря на свою внешность, я славянин.
«Высокий, смуглый брюнет. Косматые брови. Круглые, чуть навыкате глаза, орехового цвета. Длинный, слегка крючковатый нос с заметной горбинкой. Толстые пухлые губы. Волевой подбородок с ямочкой» — так меня, в выпускном классе, описала одноклассница, в сочинении по русскому: «Мои одноклассники».
— Я люблю тебя. Я люблю твои глаза. Я люблю твою улыбку. Я люблю твой смех и эти ямочки на щеках. Я люблю тебя, моя Чукча.
Она посмотрела мне в глаза, провела ладонью по моей щеке и тихонько сказала.
— Я тоже. Я тоже тебя люблю, мой Грузин.
На её губах был вкус дождя и яблок…