В стольном граде Мойжеле, в высоком тереме, у окна светлицы стоял Князь и угрюмо смотрел в сторону Калинич, там, где жила та, о которой, в последнее время, были его мысли. Любава.
После отъезда Добромира, князь побывал в Калиничах. Привез даров разных. Всячески давал понять, как нужна она ему. Шутил, скоморошил. В общем вел себя как безусый юнец, а не как умудренный жизнью мужчина. Но Любава не замечала его потуг, все её мысли лишь о Добромире, любой разговор она переводила только на мужа. И князь, в раздражении покинул Калиничи.
Он опять заперся у себя в тереме, не допуская почти никого.
Князь стоял у окна, и смотрел на утопающий в зелени соседний город, который было очень хорошо видно из окон его терема, стоящего на холме.
«Когда все наладится, перееду и перенесу столицу туда» — думал он.
Князь вздохнул, и обернулся к стоящему рядом Ермолаю.
— Скажи мне, Ермолай, — обратился он к старику. — Какие вести от Чикибея.
— Всё идёт по плану, князь. Воевода не вернётся, и Любава будет твоей.
— Любава, — тихо прошептал князь и перед его взором вновь встали ярко-зелёные лучистые глаза, в которых, казалось, сверкало солнце.
Князь с трудом отогнал видение, и вновь обратился к дядьке:
- Скажи мне, дядька, а что это за воины у моих покоев, я их раньше никогда не видел.
— Это стража, Князь, которую я лично подобрал. Те, что были раньше, были людьми Добромира. А Добромир, я подготовил хрию — готовил заговор. Хотел на место твое сесть, и самолично править Княжеством. Многие люди его, признание в том дали. Вот грамоты, писаные с их речей.
И Ермолай протянул князю несколько берестяных свитков.
Борислав бегло просмотрел свитки, один за другим роняя их на пол. Лицо его все больше и больше омрачалось.
— Ах он змей! Предательство удумал! — воскликнул Князь. — А я-то сомневался по началу. Всё верно делаем! Все верно! Всё лучшее ему: и город, и жена. Ещё и место моё захотел! Не бывать этому!
Ермолай согласно покивал головой:
— Ты всё верно делаешь, Князь. Не сомневайся. А город и Любава скоро твоими будут. Совсем скоро.
Их отвлёк какой-то шум на лестнице. Дверь распахнулась, и стражник громко произнес:
— Ратибор — тысяцкий Восточной заставы, к тебе Князь.
Князь махнул рукой:
— Проси.
Вошёл невысокий, коренастый человек с вислыми усами и наголо обритой головой. Он сделал несколько шагов вперёд, низко поклонился Князю, выпрямился и сверкая глазами стал говорить:
— Что же это делается, Князь? По твоему указу, Восточная застава беспрепятственно пропустила войско Чикибея. Я думал, их там будет сотня-другая. Однако, в земли Дреговичские прошло несколько тысяч. Сейчас они разоряют приграничные сёла и города. Восточная застава пала, я чудом спасся. По дороге я видел страшную картину: меж Двух Сестёр вороны выклёвывают глаза наших воинов, волки растаскивают их кости по своим логовам. Князь, дошли слухи, что воевода Добромир пленён Чикибеем. И всё это с твоего ведома. Князь, я не понимаю! Ответь мне, князь!
— Тебе и понимать ничего не надо, холоп! — раздался сухой старческий голос. За спиною князя тенью стоял высокий Ермолай. — Князь знает, что делает! В том, что происходит, есть великая задумка государственной важности. И не твоего ума дело!
- Великая задумка государственной важности? — с тихой яростью переспросил Ратибор. — Сотни Дреговичей убитых и угнанных в полон! Растерзанные женщины, убитые старики! И в этом есть великая государственная задумка? Князь, ты присягал Дреговичам, присягал народу, в том, что будешь оборонять и хранить его! А ты, что делаешь? Ты продал и предал народ свой, что поверил тебе! Ты мне не Князь более, Борислав. Я поднимаю войско. Мы идём выручать Добромира. Кровью, своей и чужой, смоем тот грех, что допустил ты. И будет у нас новый Князь!
Борислав тяжёлым взглядом смотрел на тысяцкого и ничего не говорил. А Ермолай подал незаметный знак и страшный удар сзади обрушился на голову Ратибора. Он упал как подкошенный.
— Уберите эту падаль, — проскрипел Ермолай.
Двое стражников взяв Ратибора за руки выволокли его прочь. Ещё некоторое время слышалось, как стукались подкованные сапоги тысяцкого о ступени лестницы.