Любить тебя — как шторы распахнуть,
как скинуть с плеч рубашку невесомо.

Я здесь, с тобой, бери меня одну. Целуй меня отрывисто и сонно.
Все счастье — в нас: лови его рукой, плети по телу кружево касаний.
Любить меня — быть ветром, что легко играет, расплетая, волосами.
И мир уронит синь на дно земли, и мы уснем с улыбками на лицах.

Любить тебя — как ждать морской прилив.
Как знать, что все однажды повторится.

,
тут реки, знаешь, вброд не хожены.
у снега цвет, у леса — запах.
… показать весь текст …

Я вспоминаю тебя такого:
степная зелень колышет звезды.

И в этой звездности светлячковой земля — дрейфующий тихий остров.
На нем — всерьез или понарошку — мальчишка удит огни садками.
А время сыплется хлебной крошкой, сквозь травы тонкие утекает.
Я вспоминаю, как под рукою твоей дрожат огоньки, мигая, —
и мир, светящийся, незнакомый, объят зелёными берегами.
И, звезды шепотом сосчитавший, дав каждой имя, одну обронит
мальчишка, ставший немного старше, звезде отдавший тепло ладони.

…и где-то в городе, ближе к марту, свет, воскрешенный его руками,

двоим влюблённым став звездной картой,
… показать весь текст …

А потом я запомню тебя иначе.
Одиноким, но, в общем-то, не одним.

Нам даются такие, кто предназначен проходить с нами путь от седых равнин
до седых облаков острия вершины, где почти забываешь про суть земли.
Если что-то и было несовершимым — значит, мы с тобой этого не могли.

Так выходят под зиму — вся сила в лапах, — далеко позади оставляя кров,
прогонять через мощный сердечный клапан загустевшую в венах тоску и кровь
те, которые вечно больны охотой, те, кто этой охотой все время пьян.
Потому…
… показать весь текст …

Сегодняшний день, как зеркало на ладони:
видно любую трещинку, если вглядеться.
0сень дарит мне жажду греться и, знаешь, — сердце.
Которое может верить, любить и помнить.

Что желать тебе? Ветер в спину да склон покатый —
у любого идущего станет характер крут.

Я прочту за тебя молитву. Ну, а пока ты совершенно ничей, у меня тебя — отберут.
Я не против, пожалуй… Да нет, я совсем не против. Дай покоя тебе и насущного хлеба днесь…

Но, пожалуйста, на каком-нибудь повороте
обернись, на секунду задумавшись обо мне.

Я умножаюсь. Я крепну и умножаюсь на осень, на жизни, отзывчивость или жалость,
на каждый в пути полученный мной ответ.
На пыль океанскую и на земную твердь.

Послушай, я всё до капли в себе вместила, внутри у меня такая любовь и сила,
что часть меня есть во всем, что живет вовне.
Я — аорта экватора, пульс его, чуткий нерв.

Любые из болей внутри оставляют шрамы — тебе выбирать: полем боя быть или храмом;
цельным ли, грубо ли склеенным из частей;
уметь пережить их, мудрея, или пустеть.

Жизнь принимаю, веду в себе красной нитью, сечением золотым, начинаю быть им.
Да станет всегда умножать меня этот свет.
… показать весь текст …

Нити солнца ложатся косо на циферблат,
ветер косы плетет занавесочным тонким лентам.

Я храню в себе сонмы историй, дорог, заплат, мира теплую мирру и — пару минут до лета.
Все мы — несколько слов, пыль докуренных сигарет, поспеши рассказать себя — может быть, кто услышит.

Только если все лишнее в нас и о нас стереть — остается любовь. Так устроено чем-то свыше.

Чего было больше — надежды или обмана,
яда кипучего или же божьей манны
в нас, убивающих медленно тем, что лечит,
в нас, оживляющих тем, что других калечит?
Нежностью, как бечевой, обжигаем руки,
греем молчанием из телефонной трубки.
Были б нормальными — умерли бы нормально.
А так всё — пике, всё молельни да целовальни.
Всё отнимать и дарить — до последних унций.
Другим бы проститься, нам — вновь на круги вернуться.
И этих частей — как апостолов — в нас двенадцать,
и каждая будет люби…
… показать весь текст …

А пошло бы все к черту, братец: слова, детали.
Все мятущиеся умы, сладкий мед подонков.

Тень усмешки не вызовет то, что тебя достало. Мы все вычеркнем, ибо рвется, где было тонко.
Сердце — бомба, в нем все рассчитано по минутам. Ты приходишь к ним с сердцем эдаким, будто смертник,
нараспашку — а видишь паяцев и проституток, и тебе так становится тошно — в глазах все меркнет.

А пошло бы все лесом, полем. И мимо, мимо. Так плюется на все с поднебесий и колоколен.

Пусть однажды они захлебнутся собой самими.

И останутся за чертой моего покоя.

Приезжай и молчи со мной об одном
целый год, уместившийся в пять минут.

Все настолько прозрачно и решено, не признаться — самих себя обмануть.
Все настолько прозрачно, что видно дно теплой ночи, текущей по мостовым.
Приезжай и молчи со мной об одном — как со мной ощущаешь себя живым.

Над апрельской рекой сведены мосты. Путь блестит, как разглаженный, прям и чист.
Я не знаю, что делать, когда не ты — тот, кому мое сердце теперь стучит.
Подыши со мной рядом, послушай ночь — как все звуки, стихая, уходят внутрь…

Я хочу, чтобы ты перестал быть сном.
Приезжай. Не бросай меня здесь одну.

Опускать глаза, выливать чернила,
забывать, насколько морозен звук,
если вслух сказать не хватает силы о двоих, которые не живут
в часовом единстве, одном пространстве, обрести друг друга всегда стремясь.
С нас писать бы книги и в карту странствий заносить, как наши моря шумят.
Новый день так пристально смотрит в письма, будто может считывать, что в зрачках
видно, как мы долго уже зависим от поспешной ласки в черновиках.
От немногих слов, что имеют смысл, перед сном написанные в ночи,
для того, кто пережил их и выслал, и того, кто ждал их и получил.
Наше время — птица, летит, стальная. Наше время — память, билет свернуть.
Что в нас будет после, мы не узнаем, не прожив в реальности пять минут,
не поняв, какие мы, лежа рядом или сидя молча — спина к спине.
Слишком карта будущего помята, если в настоящем нас толком нет.
… показать весь текст …

И ты настолько во мне подробен,
что можно помнить и не смотря.

Одно из главных моих подобий, один из признаков ноября.
Я так умею тебя молчаньем, словами, смехом — сейчас и здесь —
что ты все время мне отвечаешь, возобновляешься что ни день.
Ты в каждых фразах и перекрестках, в любом мгновении и углу.
Ты чем-то острым, легко и просто, вошел и лег на такую глубь
моих тревог и простых историй, им стал всецело принадлежать,
что всё тебе одному и вторит, как эхо льется по этажам.

Холодный мрак мой, восторг горячий, могучий вдох на такой черте,
где мы так чутки, предельно зрячи, что оттолкнуться и полететь.
Где мы способны любить и длиться, идти по лезвиям и словам,
… показать весь текст …

Любовь моя, мы сделаны из бумаги,
из бусин букв, просыпанных в мониторы.

Ловцы теней от слов, заклинаний маги, творцы легенд о нас и простых историй.
Любовь моя, мечты нам даются даром, в нас есть тепло, хрустальный огонь осколков,
не вынутых из сердца. Мы легендарны, и ты себе не представил еще, насколько.
Мы верим в нас — нам на это дается сила, она нам чертит невидные прочим знаки:
любая мелочь скользит по мирам, как стилос, и пишет нам, как любой из нас одинаков.
Как живы мы, если ды…
… показать весь текст …

Этот год был похож на растянутый поединок:
отдышаться нельзя, тихой нежностью — надышаться.

Но теперь наше небо спокойно, а мы — едины. Временная спираль в циферблате должна разжаться,
острым циркулем стрелки легко размыкая вечность, соскользнув за окружность, свободу отдав объятьям.
Мы идём по прямой, наше время остроконечно. Наше время не заперто в сломанном циферблате.
А казалось, мы так и будем бежать навстречу, приближать эту встречу по звёздам, часам и числам,
оставаясь на месте, — но вот я целую плечи и смотрю, как в глазах твоих нежность ко мне — лучится.
Свет мой звездный, что может быть чище и горячее, чем суметь победить эту замкнутость временную

тем, что я вспоминаю в ладонях твоих — зачем я и рождаюсь сверхновой от каждого поцелуя.

Не знал бы ты, свет мой, что меня убивало,
где меня случай спасал, выносили ноги
с самой непрочной почвы в закат кровавый,
где нет ни людей, ни времени, ни дороги…

Не знал бы, чего мне стоит остаться ломкой, хрустальной да хрупкой, отзывчивой, вечно светлой.
Что с каждым потерянным я отрезаю локон, а с появившимся — множу на шее петли.
Подумай о главном, спроси: «Что нас вяжет с нею?» Реши для себя — обретением быть, пропажей…

Что убивало, было меня сильнее,
но умирало от магии карандашной.

И клубилась чаща — зелёный дым, ни один не выбрался молодым.
Вот таким, как был, собирался в путь, похвалялся «пройду её как-нибудь!»
Ни один не вынес её внутри — там укол сосновый, совиный крик,
скрип ветвей в холодном её ветру. Эту чащу и пламенем не сотрут.

Я иду, держа её на весу: никого не вспомню и не спасу.
Потому что никто не просил спасать. Ветром вспороты кроны — и небеса
льются черною кровью, совсем густой, пахнет чьим-то смолистым, глухим «постой!»,
но нельзя оборачиваться, н…
… показать весь текст …

Ноябрь затих, обесцвечен и обезволен.
Словно это — иная пустошь, иная эра.

Ночью я просыпаюсь от тихой фантомной боли там, где ты во мне тянешься тонкою нитью нерва.
Ноябрь залег на дно, накрываясь илом рыжей сыпучей листвы, раздробился эхом.
Ночью я помню, как все между нами было. Все, от молчаний до слишком родного смеха.
Выйди на связь, отмечайся на картах точкой, сигналом, идущим вдоль сердца и подключично.

Я знаю, что мир нас проверить решил на прочность.

Не дай ему отключить нас.

каждый свободен подумать, что он не в праве.
каждый способен решить, что он выше прав.

всё между нами движется по спирали. всё между мной и тобой — не в последний раз.
и мы привыкаем издали чутко слышать, что друг у друга спеет теперь в сердцах.
мной опаленный, ты становился рыжим. от синих до серых менялись мои глаза.
яснее, чем есть, мы друг другу себя не скажем — мы друг для друга привычны и так просты,
что слишком давно отражаемся — каждый в каждом, находим у нас совпадающие черты.
и…
… показать весь текст …

Береженого сберегает небереженый.
Обнимает за плечи, губами обводит шрамы.
Говорит: «Всё пустое, смотри, этот город — желтый.
Значит, скоро рассвет. Не спеши убиваться — рано».

Береженому небереженый стал обережным.
Первый смотрит ему в глаза и скулит по-детски:
«Да… но только вот здесь, невозможно… ты знаешь, нежность.
Я не вижу, куда без тебя приказать ей деться».

Улыбается небереженый, он честно грустен:
береженый наивен, но столько в его наиве…
«Эта нежность однажды сама тебя вдр…
… показать весь текст …

важно лишь то, что ты можешь или не можешь.
все остальное — дежурно и прикладно.

ты, как и я, человек с оголенной кожей. ты проводник и мерило, двойное дно.
жил бы иначе, когда бы ты мог иначе, не замыкался, от боли не голосил.
но как-то дошло же, что выделен, предназначен — а, значит, пришло, что на это хватает сил.

все сквозь себя — через поры и до частицы.
все из себя — в троекратном даешь вовне.

стонешь, рычишь, обещаешь освободиться — смотришь потом, а без этого страшно нем…
… показать весь текст …