В старый город пришёл Апрель. Из плаща сыпал снег и град. Вечерами пил морс и эль, ел чернику и виноград. Просыпался часам к пяти. Иногда — к четырём и трём. Был огромный как синий кит. И любил рисовать углём.

У Апреля был верный друг. Его имя, конечно, — Март. У него было тридцать штук (или сорок) игральных карт. Март любил бергамот и «Сплин», ездил в Лондон и Петербург. Он был рыжий как апельсин, разноцветный как летний луг. Вместе с ним приходил Февраль. Приносил арманьяк и сыр…

…до рассвета горел фонарь.

И Апрель выходил босым, завернувшись в короткий плащ. Допивал из бутылки эль. И чеканил футбольный мяч о большую сухую ель. Напевал ДДТ под нос и смотрел, как горит рассвет. Вспоминал, что конечен пост уже тысячи длинных лет. Небо цвета как карамель отражалось в потоках рек.

В старый город пришёл Апрель.
В старом городе выпал снег.

Да, все нормально, все как обычно, все как везде и у всех,
и наплевать, что давно мои мысли больше похожи на блеф,
Сердце стучит? ну, тогда ты здоровый, можно по-прежнему жить,
ну, а душа… замени ее новой, или попробуй зашить.

Вишня, миндаль, корица, пара кофейных зёрен. Облако в форме птицы. Горький имбирный корень. Вечер. Закат латунный. Хлеб без вина и соли. Тени людей — скульптуры. Книги на антресоли. Письма в больших конвертах. Боль под ребром и глубже.

Помнишь, я был [как Вертер] чувством немым простужен?
Время идет кругами. Вьюн овивает сосны. Ветер в оконной раме знает все наши вёсны. Знает все наши зимы, осени и пороги. Помнишь, идет до Рима только одна дорога? Мы уходили в горы, прятались за пшеницей.
Пряный осенний город. Облако в форме птицы.
Если бы знали, черти, как полюбить боялся. Мельницы крутит ветер. Письма слагают пальцы.
Время идет кругами. Я потерял начало. Небо бросает камни.
Вкус сентября и чая.
Мята и сок грейпфрута [привкус солёно-горький]. Здание института. Парты, шкафы и полки. Грозы. Зонты. Ботинки. Мир неопрятно ярок. Время работы рынка. Толстый цветной Икарус.
Вишня, миндаль, корица. Путанный мелкий почерк.
Боже.

Зачем ты снишься
каждой безумной ночью?

Я совсем не хочу путаться под ногами,
потому и молчу, глазами уткнувшись в пол,
а любовь…
что любовь? Ее я пишу стихами,
и убираю в стол.

1) Мне не хочется откликаться на междометья,
недописанный мир взрывается и шумит,
если б не было жизни, то было бы что? ответь мне,
мне сегодня до боли хочется полюбить,
но по графику лишь обычное воскресенье,
я закрыта в стенах, наверное, в четырех,
милый друг,
бог просит у нас прощенья,
оттого, что любовь от жизни не уберег.
(«Не уберег»)

2) На твоих руках вены яркие
сплетаются улицами городов шумных,
мне не хватит конвертов с цветными марками,
… показать весь текст …

Ночью
ветрено
и морозно.

Приходи
на Петровский
остров —

можно долго смотреть на звёзды и ловить на язык мечты, за щеками хранить ответы, не влюбляться в огонь и лето, в Петергоф отправлять «приветы» и смеяться до хрипоты.

Приходи
на Петровский остров —
приноси в рюкзаке вопросы,
… показать весь текст …

мы — пешеходы на чьих-то дорогах, голые и без прав,
мы — киноленты в руках демагогов, пишущих новый снафф,
склеены рты голубой изолентой, стерты права на жизнь,
happy не связано больше с end’ом в этом потоке лжи.

мы — пешеходы в сверкающей красным светом чужой дали,
мы — беллетристика нашей жизни — нет ничего внутри,
грязные пятна, что остаются в наших с тобой шагах,
вновь проявляются крупным планом, там, где снимают снафф.

мы — пешеходы, сошедшие с зебры, чтобы дойти до дна,
мы — карты города, что как Сусанин вас приведут в никуда,
в наших романах любовного плана стерты все фразы с ‘'love'',
в общем то правильно, не до любви, там, где снимают снафф.

Мне не видно, что там еще осталось. И чего никак избежать нельзя.
Я не знаю, может быть, это старость, лень, расхлябанность, депресняк.
Я немного выдохся. Или много. Или очень, ОЧЕНЬ, НУ ПРЯМ ВООБЩЕ!
И теперь не грустно, не одиноко, мне НИКАК практически, мне ничем
не поправить дело, меня воротит от того, как люди кругом живут.
Мне пора уже получить по морде,
чтоб уже почувствовать что-нибудь.

Ну обиду там, или злость какую, и, возможно, что-то разбить об пол,
пожалеть о той, кто, меня…
… показать весь текст …

Шагнув во двор,
поймав в ладони пар,
закрыл глаза
шарфом.
Вернее — спрятал.

И захотелось лечь
на тротуар.
Лицом в песок
и битум.

И заплакать.
Плевать — ко мне
прилипнут грязь и гарь.
… показать весь текст …

Мне пятнадцать. Лето. Влюблен? Конечно! Я иду по улицам без огней. В животе почти килограмм черешни, надо мной — испуганный воробей. Под ногами листья, сухие листья, в рюкзаке — стихи [или первый стих?]. Я еще не вырос ни в скандалиста, ни в поэта. И даже люблю других.

За плечами школа, впереди — надежды, не читал ни Ницше, ни Гришковца. Я одет безвкусно, моя одежда совершенно дикого образца [тут тебе ни конверсов или парки, красно-белой шапки и рукавиц]. Мне пятнадцать. Я собираю марки.
Я не…
… показать весь текст …

Я проснулась
в 4:30.
Громко
в рёбра
стучало
сердце.

Пахло осенью.
И корицей.
И невкусным болгарским
перцем.

На столе просыпались книги. Кот зевал на краю кровати. Ты татаро-монгольским игом, не вникающим в слово «Хватит!», бил стихами [хитер и ловок], разрубая рукой глаголы. Лидер бунтов и забастовок, запивающий водку колой. Бил стихами по снам и вёснам, заставляя бояться ночи.
Я проснулась.
… показать весь текст …

1) Мне не хочется откликаться на междометья,
недописанный мир взрывается и шумит,
если б не было жизни, то было бы что? ответь мне,
мне сегодня до боли хочется полюбить,
но по графику лишь обычное воскресенье,
я закрыта в стенах, наверное, в четырех,
милый друг,
бог просит у нас прощенья,
оттого, что любовь от жизни не уберег.

«Не уберёг»

2) Я отсчитываю мгновения,
я считаю твои шаги,
… показать весь текст …

Поздний завтрак; открыта форточка —
рядом — кофе и апельсин.

Зимы множатся одиночеством — друг за другом сто тридцать зим. Выходить из прохладной комнаты и в подъезде звенеть ключом [слышишь, звон из морозной Вологды распускается за плечом?], выходить на границы Космоса — звёзды прятать в широкий шарф.
От любви остается остов и расколотая душа,

от любви остается линия на тетрадном пустом листе. Неужели надежда зимняя не ворвется в твою постель; не зароется ночью в простыни, не найдет на любовь ответ —
выходить на границы Космоса или прятаться на Земле?

Не проходит ни дня от месяца, чтобы не думалось о тебе.
Поздний завтрак; открыта хлебница —
рядом — кофе, вино и чедр [или «чеддер» — оно ли важно, ведь до любви перерезан путь].
Мне стоять на начале времени, вырываясь из «как-нибудь».
… показать весь текст …

Мой город ночью как южный парень — красив, упрям, безупречен, смугл. И запах специй… тимьян и карри. Деревья, улицы, чёрный луг. Дома из бревен и окна-лица, дворовый пес [где-то лет восьми]. И я. В автобусе — как в теплице — уже вспотевшая до кости.

Мой город ночью как автострада — огни, дороги, моторный рёв. И надпись красной губной помадой: «Любовь закончилась. Вот и всё». Ухабы, дыры, асфальт покоцан. У «РИО» шумный цветастый гул.
Водитель курит, смотря на звезды, не отпуская горячий руль.

Над головою огрызок-месяц и бесконечная темнота. Я забираюсь поглубже в кресло, мечтая дома обнять кота. Мой город ночью как фильм Аугуста, но где автобус на Лиссабон?
Я — словно в книге Марселя Пруста, живу и думаю не о том. И в горле ком, на душе — тревога, колени ближе прижав к груди, прошу совет у весны и Бога, уже не зная, куда идти.

Помню
окно квартиры.
Шумный весёлый двор.
Ветры качали ивы.
Клеился разговор.
Звонко звенели чашки.
Чайник дымил во всю.
Пёстрый воздушный ящер
гнулся за буквой «зю».
Маленький телевизор
грелся, фырчал и пел.

Помню цветной сервиз, и
как он на пол летел.
… показать весь текст …

я твоей зачитался книжкой, проверяя раз в час — не спишь ли?
и ответ твой почти не слышал, что б и дальше читал нам вслух,
буквы были как сок из вишни, между ними я был не лишний,
и как точка порою дышит, ощущал сквозь касанье рук,
мы сидели с тобой на крыше, но хотелось еще чуть выше,
чтобы листьев опавших, рыжих видеть праздничный полу-вальс,
мы с тобой улыбались звездам, и казалось, что жить так просто,
и быть может еще не поздно, если вечно давить на газ.

мне казалось, что все как н…
… показать весь текст …

Я искал не любовь, не деньги, не пистолеты.
Не хотел, чтоб взрывались бомбы и пелись гимны.

По дорогам не шёл тысячи километров.
Не встречал египтян, гуннов, шумеров, римлян.
Под ногами плелись тропинки к холмам
и рекам.
Я не шёл. Я парил. Тени мешали
очень.

Я пытался понять, как это — человеком
быть, а не кем-то прочим.

За холмом начинался город. Кирпич и камень.
… показать весь текст …

Я не Будда. Не Иисус.
Не прощаю. И не люблю.
Я — ничтожество, шут и трус.
Я не каюсь, а говорю.
Я спокоен. Невозмутим.
Мне не горько, поверь, ничуть.
Я не знаю, зачем идти,
ли валяться среди пьянчуг.
Что читать, за кого просить,
я не верую ни во что.
Так откланяться бы засим
и отправиться за мечтой…
Только нет у меня мечты.
Нет надежды. Я слаб и слеп.
… показать весь текст …

Я писал бы тебе

о Ницше и Керуаке,
и о том, что забыл наушники
в гардеробе,
о Есенине, Лорке, Рыжем
и Пастернаке,
о Любви

и Боге.

Я писал бы тебе

как ветер качает ивы,
… показать весь текст …

Ночь шатался я по
загрязнённым, заштопанным,
зарисованным линиям —
к зимам, к снегам.

Не жалел никого. Ни себя одинокого.
Ни залив, воды чьи не ласкал океан.

Не жалел никого. Гладь канала Обводного
отражала нелепость незрелой
судьбы.
Под порывами ветра — чужого, холодного —
по-старушечьи горбились спины-столбы.
Шелестело вокруг. Зябко ёжась, запахивал
… показать весь текст …