Вчера говорила с последним украинцем. Ну, или с предпоследним, как кому больше нравится. В целом украинцы от меня отказались, и я воспринимаю это спокойно, помня о том опыте семьи, школы, университета, работы — опыте, который я получала двадцать лет и который получали и они тоже. Трудно объяснить это русскому, он не поймет это так, как я, воспитываемая в лихие девяностые, но не лихими девяностыми.

То был период зарождения ненависти к России как формы духовной жизни украинца. С 1991 года нас все…
… показать весь текст …

Я — мальчик.
Я сплю, свернувшись в гробу калачиком.
Мне снится футбол. В моей голове — Калашников.
Не вовремя мне, братишки, пришлось расслабиться!
Жаль, девочка-врач в халатике не спасла меня…

Я — девочка-врач.
Я в шею смертельно ранена.
В моём городке по небу летят журавлики
И глушат Wi-Fi, чтоб мама моя не видела,
Как я со своим любимым прощаюсь в Твиттере…

Я — мама.
О фартук вытерев руки мыльные,
… показать весь текст …

Кто-то бросает бомбу. Кто-то возводит храм.
Кто-то, как я, меняет, вехи гастрольных станций…
Благослови их, Боже: деток, бабулек, мам,
Жмущихся возле стойки в поисках консультаций.

Благослови хиппушку, липнущую к окну.
Мальчика в камуфляже.
Дядьку на иномарке.
На рукаве у мужа виснущую жену
Перед стерильной дверью с вывеской «Онкомаркер».

Сколько их, ждущих чуда: грустных, пугливых, злых?
Кто-то играет в «Тетрис». Кто-то читает Сартра.
Господи, если можешь, проконсультируй их:
… показать весь текст …

Когда я поняла, что я Z: имени 22 июня текст

Это не текст-исповедь, это текст-констатация. Я прошу его перекинуть от меня в Фейсбук, я не хочу туда заходить. Аня Долгарева сказала, что поняла, что она — Z, когда ее заукраинскую/полуукраинскую подружку-волонтерку по котикам загребло СБУ за факт общения с ней. Я могу сказать, когда я поняла, что я — Z.

Я поняла это не тогда, когда всех моих товарищей в Киеве мучало гестапо из-за меня. Из-за факта общения со мной. Я их помню всех поименно. Никого…
… показать весь текст …

Вот — мальчик, лет десяти, он сидел в подвале.
Вот — девочка лет двадцати: ее на выдачу не позвали.
Вот — моя публицистика вместо поэзии, в модном сегодня стайле,
Ее никогда не будет на первом канале.

Вот — мой непричесанный крик, вот — моя военная вера
В некупленный БПЛ для комбата Шумера,
В пермских баб, собирающих на аптечки Стилету,
Вот — моя вера в Егора Летова.

Вот — истина в тачке для Горловки, в дорогостоящем одеяле,
Его никогда не покажут на первом канале:
Мальчика-аутиста, офицера в…
… показать весь текст …

Ты — «свой» для всех,
Поскольку ты — нездешний.
В твоих глазах земляне — все равны.
Твой Бог таится в косточке черешни
На ниве электрической весны.

Твой дух пчелой слетает с космодрома,
По солнечному атому скользя.
Ты — всем чужой,
Поскольку ты не дома.
Тебе всё можно (то есть — всё нельзя).

Ты веришь в сон, как в явь,
И сон твой — выше
… показать весь текст …

Моя бабушка слушает Сукачева
__________________________________

Моя бабушка курит трубку…
И. Сукачев
_________________

Моя бабушка слушает Сукачева,
Подметая под утро за мной полы.
Она бродит с хипповой сумой холщовой
И в джинсовой рубахе, а ля «Битлы».

Моя бабушка любит литературу:
Андрухович ей в кайф — и Хемингуэй.
… показать весь текст …

Таковы уж мои задачи: не быть терапевтом, а быть хирургом.
Когда больной — на опасной стадии онкологии,
Существует ещё возможность запустить ему в рану руку
И вытащить опухоль безразличия, поддев ее словом за информблоги.

Таковы уж мои задачи: вспарывать бездну по Достоевскому
И не иметь ничего общего с миром мещанского благополучия.
Я не воспитывалась на «Битлз». Я редко слушала «Yesterday».
Я не хотела дачу и холодильник, вообще, ничего лучшего.

Да, я из тех детей, которые выросли на Расколь…
… показать весь текст …

`
…А ближе к пяти утра, когда проступают знаки
Молочного пепла дня на баночке жестяной,
Мне чудится тихий смех, похожий на плач собаки,
Похожий на лепет книг, чей автор — всему виной.

Проносятся пять веков. Ошмётки льняного бунта
Искромсаны на флажки и тряпки для нужных дел.
Христос по воде идёт. Водой обтекает Будда.
И ширится океан. И множится беспредел.

Не знаю, куда бежать: в Одессу ли, в Питер, в Краков?
Повсюду глаза Басё следят, как растёт бурьян.
Принцессе сегодня пять. Принцесса болеет раком.
… показать весь текст …

Такая пустая ночь, такая святая высь.
Такая огромная, с океан шириной, боль.
Нарисуй мне жёлтый подсолнух, Рысь,
Да с черной решеткою поперек и вдоль.

Пусть этим подсолнухом буду я:
Дикая помесь любви — с нею же.
Никакого гнева — на краешке бытия,
Кроме дурацкой нежности.

Такой сокровенный мир, такая злая война,
Такая в нас всех — смертельная правота,
Что, кажется мне, налево пойдешь — хана.
Направо же — ни рожна и тень от креста.
… показать весь текст …

Христос Воскресе

… Я гляжу на этот несгибаемый, добрый, страждущий, истощенный испытаниями, но выползший из девяностых, светлый русский люд и сорадуюсь вместе с ним. Прозвучал последний звон колокола на Преображенском соборе… Начался обход храма… Люди застенчиво поджигают друг другу свечи, идут чинно, не торопясь, стараются не задеть друг друга локтями… Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Не понимаю этого постоянного культа страдания без грядущей радости. Знаю, что это есть в католицизме и иу…
… показать весь текст …

Я люблю эти томные звуки в тёмных парадных,
Эти гулкие своды, эту грязь на ботинках,
Этих неистовых голубей, карманников и пиратов,
Эти отрывочные беседы через смартфон про Глинку.

Я люблю этот дизайн, этот Dasein, люблю эту «да-смерть»,
Произнесенную по-христиански, — то есть, без лишней страсти.
Люблю эти ввинченные в барокко ироничные декадансы,
Люблю эти беды, эти простуды, эти классические напасти.

И, пусть говорят: этот город — сор, сир, сер: для меня он — сирин.
Может быть, я хочу умереть неторопливо и с тонким вкусом.
А Бог говорит: «Россия», — и всё остаётся в силе:
… показать весь текст …

Я иду по Городу, Город знает меня в лицо.
Холодает. На мне — худосочное пальтецо.
Город впивается в рёбра: бегу рысцой,
Куря на ходу, как Цой.

Я иду по Городу, лучше которого нет.
На Парадизе смыкаются тьма и свет.
Хтонь на болотах преобразуется в парапет
На спине Невы: так сковывается бред.

Потоки безумия укрощая, сыреет твердь.
Сияющий блеск ампира скрывает смерть.
Я иду по Городу, я не смею при нём сметь
Поддаваться на торопливую круговерть
… показать весь текст …

Там, где черного цвета столько, что снег, — как белое знамя
(Северодонецк, Счастье, Рубежное, Сватово, Кременная);
Там, где руины, горелые пни, обнаженные балки зданий
Торчат, как мачты, из-под земли, треснувшей от рыданий
Сотен погибших… Там, где, казалось бы, жить и любить не вышло,
Я превращаю снег в Воскресенье Христово, в майскую вишню.

Я так настойчиво это делаю, что Бог, наконец-то, меня слушает.
Кирза и глаза отражаются друг в друге и в тёмных лужах.
Да, конечно, я знаю, что это, наверн…
… показать весь текст …

За морозными окнами светят огни абажуров.
Сыплет праздничный снег, никого на земле не виня.
Лишь контуженный дембель скулит
У кофейни буржуйской:
Вы забыли меня!
Абажур в их супружеской спальне подобен конвою:
Он покой стережёт в поцелуйно густой тишине.
Только женщина, в ком одеяльный скукожившись, воет:
Ты забыл обо мне!
В лифте нет абажура, зато он украшен граффити,
Но художник-сосед не оценит стрит-арт мастерство.
Лишь соседка всплакнёт,
Вспомнив мат и прокуренный свитер:
Вы забыли его!
… показать весь текст …

Тремор, придав движение одеревеневшим пальцам,
Передается клавишам, срывающимся с тэ девять.
Ада девятый круг, где не принято отсыпаться, —
Се Интернет мой, не для гражданских (они же — дети).

«Ты жив?» — размножаются шифры в секретном мессенджере.
Вопрос повторяется девять раз, как некое заклинание.
Вижу: «Вчера был», — значит, сегодня, сцуко, он бьётся в месиве,
И я ни хрена не знаю: он — в окопе, я — на диване.

«Ты жив?» — спрашивает мамуля у Василька из-под Волновахи.
«Ты жив?» — спрашивает наводчица у разведчика из Херсона.
«Ты жив?» — вопрошает Родина, выплясывая на плахе
Ленинградской ночи, белой и чёрной, заснеженной и зелёной.
… показать весь текст …

Спи, солдатушка родимый, во сырой земле.
Пусть тебе приснится тучка в голубой петле.
Ты лови её арканом красно-синих вен.
Сдай свой пепел на растенья — получи взамен

Всю Вселенную-царицу, бабу хоть куда.
Пусть не будет больше монстров в мире никогда.
Нынче ты убил дракона и красотку спас.
Как мне стыдно, мой солдатик, за цивильных нас.

Я, тюремное созданье, и мечтать не мог,
Чтобы кто-то вдруг решился вызволять острог.
Я сидел дрожащей тварью, вякал на врага.
Ты пришел, и засияла радуга-дуга.
… показать весь текст …

Туда, где ад Макеевки, туда,
Откуда убегают кони Клодта,
Туда, где жаром плавит города,
Зовут меня любовь, война, работа.

Мне надобно быть с ними, только с ни…
Кончаются любимые, хоть тресни.
Но всходит над пещерой светлый нимб,
И Дева знает: юный Сын Воскреснет.

Туда, где сор, индастриал, забор,
Солдатский мат и правдушка России,
Влечет меня крылатый мой собор,
Поправший Питер Росси и Россини.
… показать весь текст …

Эту боль не забьешь ничем, ибо она, как парка:
Тычется шерстяным нутром дочери или сына, —
Ни работою, ни искусством, ни гуманитаркой,
Ни, прости, Господи, освобождением Украины.

Ничем. И порою кажется: изначально
Она была — Евангелием на ледяных ресницах.
И я не умею справляться с этой печалью,
С этой базовой беспощадною единицей.

Молебен против неё — абсурд: ибо молебном
Сама она предстаёт, не ощущая ничьей вины.
Боль делится почкованием на молекулы
И единственная, кто побеждает среди войны.
… показать весь текст …

Она выходит на Моховую, будто в последний бой.
Меховое пальто, набекрень берет, шарфик бантиком голубой.
На каждой руке — по вязке браслетов, бус гроздья — на три шеи.
Митенки, туфли на каблуках: в снегу не прорыть траншею.

Она выходит на Моховую, слегка покачиваясь на тонких,
Но слабоватых уже ногах, таскает духи в котомке.
Работа на пенсии — каждый день: в академии, но вахтёром.
Она гарцует в вечернем платье по взмыленным коридорам.

И, пока студенты и профессура мотают в дешёвых джинсах,
Пол…
… показать весь текст …