история одиннадцатая
КСТАТИ ОБ УЛИТКАХ
Есть улитки
— съедобные,
— условно-съедобные (только после отмачивания),
— несерьезно-съедобные (съеденные в плохом настроении вызывают длительный запор),
— удивительно-несъедобные (вкусные, но на любителя и только один раз),
— откровенно не съедобные (невкусные и любителей почти нет)
— и красильные.
Вот с последними надо быть особенно осторожным, они выделяют ярко-красную слюну, но только в момент величайшего раздражения.
Её мы используем для получения краски ярко- красного оттенка.
СПОСОБ ПОЛУЧЕНИЯ КРАСКИ.
Для получения оной следует достать расписание гондорских скачек.
Выбрав место, где красильные улитки улеглись на отдых, начать читать расписание и сравнивать скорость галопов лучших скакунов, при этом надо выразительно хихикать, глядя в сторону улиток.
Да, это жестоко, ведь в каждой даже самой малюсенькой улитке скрывается мечта о стремительности передвижения, но зато каков результат.
Видя, что они начинают дуться, надо быстро приготовить широкое блюдце или салатник, при этом продолжая восхищаться
— легконогостью красавцев жеребцов,
— бодростью боевых ослов,
— стремительностью разведывательных жирафов
— и мощностью элефантов.
После упоминания беговых верблюдов улитки в крайнем раздражении начинают плеваться ярко-красной слюной, только подставляй посуду.
Когда наберется достаточное количество краски, надо незаметно убраться без положенных слов прощания.
К утру улитки успокаиваются, изорвав в клочья расписание и заплевав все в радиусе 50 минилиг, и достойно уползают.
Смыть краску можно только крепким соляным раствором и то не всегда. Мои волосы тому подтверждение, не отмываются ничем, и это хорошо.
Поужинав, мы прилегли на единственной лужайке среди камней. Глухие удары слегка сотрясали наше полуночное ложе. Они шли откуда то с глубины.
— Странно.
Рассуждала я.
— Никого нет. Дома как сироты брошены. Что могло заставить жителей покинуть столь живописные развалины, ну не газетная же статья, в самом деле.
— Может твоё появление.
Попытался сострить зевающий Изик.
— Баран безрогий.
Беззлобно усмехнулась я.
— Уже не безрогий. Смотри, у меня новый растет!
— Врешь!
Раздвинув широкие пряди гривы на его лбу, я увидала маленький, в три пальца длинной, роговой холмик.
— Класс!
Довольный Изик объяснил, что если единорог теряет своё главное украшение, то на его месте вырастает новый рог.
Причем, новый бывает гораздо длиннее. Есть даже такие, кто специально ломает рога, для последующей красоты.
Хоть остальные их и осуждают, однако, число решившихся на подобную операцию растет.
Для отрастания рога требуется специальная диета и полный покой, тогда рог получается идеально ровным.
Ночь прошла спокойно, где-то вдали шла крупная потасовка, отблески её вели свой нескончаемый танец.
— Да, там, на западе, кому-то сегодня туго приходится. Убаюкиваемая грохотом осадных орудий грезила я.
Мата как-то грустно посмотрела на меня и медленно растаяла в ночной мгле.
Затем выплыли Углук, Келеборн, гном в шлеме, два недорослика — они неспешно приблизились, уселись полукругом и, пересыпая песок в ладонях, многозначительно молчали. Приполз Кочедык, Листвень из березовой рощи. Причем последний произнес:
— Чего расселась, вода поднимается. Беги, давай.
Смахнув с себя остатки ночной дремоты я уставилась на знакомого энта.
— Бегите, вода уже гремит в узких щелях плотины
Шумели листья у него на голове.
Завораживающая картина буйства реки беспощадно притянула взор, мешая разумным мыслям пробиться сквозь завесу испуга.
Обрушивающиеся холодные струи с вскипающими бурунами неслись сметая все: избы, валуны, землю, которая смешиваясь с водой мгновенно растворялась окрашивая её в грязно-зеленый цвет.
Проплыло наше ведерко с остатками ужина. Вот и мы, закружившись в водовороте, понеслись на встречу своей судьбе.
Спасительный хвост Изика и брошенная энтом ветка поддерживали меня на поверхности водной стихии.
Глоток воды, ещё один, и я уже вижу расплывающиеся очертания гребущих ног, рыбу с выпученными глазами, русалку.
Скользкий камень противно отталкивает моё тело, и я продолжаю свой путь меж высоких берегов с плакучими ивами. Перевернувшись вверх лицом, сосредоточенно наблюдаю небо, задумавшись о смысле жизни.
Кажется, я могу так плыть до бесконечности. Удивительное спокойствие овладевает моей сущностью,
— я — маленькая кувшинка,
— я — резвая рыбка,
— я — прекрасная русалка,
и мечты, одна приятнее другой, мечутся у меня в голове.
— Ты не русалка, и нечего загораживать проплыв, вылезай на берег.
Грубо прервали все мои иллюзии.
Пологий песчаный берег мягко принял нас.
— Неплохо искупались, смотри, у тебя даже вся грязь отмылась. Эльфи, Эльфи, просыпайся. Будь хорошей эльфочкой. Не пугай меня, открой глазки.
Я фыркнула и, отряхивая волосы, пробормотала:
— Все нормально. Я только полежу немного.
И затем, кажется, действительно потеряла сознание.
Тихий смех и плеск воды слегка отвлекли меня от роли полумертвой принцессы, да что тут происходит?
Когда изображение немного сфокусировалась, я узрела возмутительную картину — на берегу в окружении полуголых девиц возлежал Изик, читая выдержки из моего дневника.
Остальные листочки мирно сохли на песке. Присутствующие дамы расчесывали ему гриву, приглаживали шерсть и просто любовались выразительными ноздрями.
Издали наблюдая эту идиллию, я думала, как это здорово иметь друзей и пусть они с копытами, с двуручным мечом, с листьями по всему телу, совсем неважно какая у тебя внешность, главное, то чувство внутреннего тепла, что согревает нас всех вместе, даже если мы разлучаемся.
МОРДОР. МИЛЫЙ МОРДОР.
Блаженство созерцания триумфа своего друга закончилось довольно быстро.
Ветреные русалки, прослушав особо удачные отрывки из моего дневника, уплыли прихватив немного косметики.
А тушь была не влагостойкая, так что не разживутся.
Река после своего двухдневного буйства постепенно входила в прежнее русло, воды её светлели, и ряска не спеша затягивала широкие промоины.
Мы находились в десяти лигах вниз по течению от Изенгарда, где реки делала резкий поворот, выливаясь на Мустангримскую равнину.
Здесь бег её волн замедлялся, и она становилась обманчиво-равнодушной.
В степи, куда ни глянь, везде один простор. Травы с пушистыми кисточками на концах слегка пригибаются под дыханием ветра.
Мы идем вторые сутки, иногда Изик везет меня, но чаще ограничивается только моим рюкзачком. Кстати, изрядно похудевшим.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ В СТЕПИ.
Новая встреча принесла новые неприятности.
Нас опять поймали.
И кто?! Лошади. Вольные жители степей.
Но начну по порядку.
На рассвете мы, как всегда, двигались все дальше в необозримые просторы, как вдруг вдали показалось облачко пыли.
— Торнадо.
Уверенно мотнул головой Изик
— Ирчи.
Неуверенно прошептала я.
Бешеный галоп временно прекратил нашу полемику. Стук копыт приближался.
— Ну Изик, ну постарайся.
Захлёбываясь от встречного ветра, молила я.
Предательская нора суслика, предопределила финал нашего забега. Попав ногой в углубление в земле, минерассе споткнулся и мощным кувырком через голову полетел в душистые степные травы, так же слетели на землю и я, и мои вещи. Падая на колени он выдохнул:
— Больше не могу, прости, дальше беги одна.
От страха я позабыла, что теперь умею стрелять, лук так и остался в своем вышитом чехольчике.
Дрожа как осенний листочек, я прижалась к груди единорога. Когда пыль осела, мы насчитали около двух десятков конских морд.
Холеный белоснежный жеребец вышел из образованного их телами коридора и учтиво приветствовал Изика на гиппоязыке.
Я ничего не поняла, этот язык входил у нас в разряд необязательных и изучался факультативно.
Между тем, две молоденькие кобылки обследовав поврежденную ногу Изика, дружно подхватили сомлевшего единорога и повлекли его в центр табуна.
Взяв с места легкой рысью, они оставили меня с вещами и открытым ртом.
— Эй, стойте, это мой минерассе. Отдайте, конокрады непарнокопытные.
На этих словах вся лавина вороных, гнедых, рыжих тел развернулась, выстроившись гигантским веером, и ринулась обратно.
— Все
Мелькнуло у меня в голове.
— Погибну за длинный язык.
Обдав облаком слегка горьковатой пыли, кони окружили меня. Говорил опять тот белый самец, только теперь глазами, чтобы я поняла.
— Мы свободные дети степей, нет нам узды, мы не знаем седла, ветер живет в наших гривах кипучих, звезды сияют в наших глазах. Что ты поносишь нас, нагло хулу извергая?
— А я эльфийка чистейших кровей, под извечными звездами взглянувшая в свет, я вернейшая спутница минерассе прекрасного, и пожалуйста, позвольте мне остаться с вами. Сбившись с ритма жалобно протянула я.
Протираясь мордами и потряхивая ушами, лошади держали совет, единорог иногда вставлял что-то, и ближе к вечеру они разрешили мне ненадолго остаться с ними, с условием, что свои вещи я буду носить сама.
Идет!
Табун растворился в ночной дымке, неспешно подбирая пожухлую траву и лениво отмахиваясь от ночных мотыльков.
Изик лежал около меня, положив свою большую голову мне на плечо, задумчиво перебирая губами пряди волос, слезы от предстоящей разлуки стекали по его шее.
Поглаживая шелковистую шерсть, я грустила обо всём дорогом моему сердцу, улетая мыслями домой, в березовую рощу, к прекрасной королеве Лориена, и даже Карадрас вызывал лишь легкую жалость.
Только об одном я старалась не думать, об участи моей мелдие Маты.
Возможно она уже у престола Эру, а он орков не любит, кто защитит её, она такая нежная и доверчивая.
Ночной мрак постепенно вступал в свои права, смешиваясь с белесым маревом; медленно таяли силуэты пасущихся лошадей, и лишь шорохи крыльев полуночных птиц слегка нарушали торжественность момента.
Подошедший вожак подогнув колени бесшумно опустился рядом. Подарив мне, выразительный взгляд он начал.
— Извини. Мы поступили как последние пони. Всему виной война, наши братья сражаются вместе с твоими сородичами за свободу народов и за пастбища для нас.
Сколько их ушло и сколько вернется, ведает лишь старый рыжий мерин, что живет на предвечной горе севера.
Нет в моем табуне достойного вожака, я, последний, на рассвете тоже уйду в вечность и стану легендой.
Отсутствие преемника удерживало меня, нельзя было бросить кобылиц без мужского руководства, но теперь я выполню свой долг.
Твой друг достойный кандидат. Экстерьер правильный и, к тому же, скачет медленнее моих сестер, значит, никуда не убежит.
Твоё место среди вольных народов, а его — здесь. Я чувствую, что великая миссия ещё не выполнена, и я окажу услугу всем, увезя на рассвете тебя навстречу судьбе.
Запомни меня, мы еще встретимся. СВЕТОЗАР — МОЕ ИМЯ.
Вытянув шею, он задумчиво пожевал несколько травинок и уснул.
-Ты единорог.
Некстати напомнила я Изику.
— Ну и что, наши роды очень близки, мы двоюродные родственники, как вы с полуэльфами, только, мы не стреляем в наших братьев и, даже, можем иметь потомство.
— Желаю тебе в этом преуспеть.
Едко съязвила я и продолжила.
— И потом, я должна о тебе заботиться…
— Пока не вырастет новый рог.
Закончил мысль Изик.
Бросив взгляд на его лоб я поняла что должна отпустить единорога, зов крови непобедим, никто не устоит перед ним.
— Хорошо, я бросаю тебя!
Последовавшие рыдания, мои конечно, отдавались эхом в бескрайнем просторе всю ночь, пока свежий утренник не высушил глаза и сердце.
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ.
Стараясь не глядеть на своего друга, проводившего утреннее построение вверенного ему косяка кобылиц, я молча влезла на спину Светозара и, пристроив свой мешочек на его холке, слегка подтолкнула коленями.
Расставание было возвышенно-благородным: мы, не оглядываясь, просто исчезли в рассветном тумане.
Так быстро я никогда не ездила, видно, опасаясь, как бы я в последний момент не передумала, жеребец уносил меня все дальше на север (кажется, на север, но я не уверена).
Сменявшиеся ландшафты пролетали, не успевая поразить своей красотой.
Где-то на середине дистанции к нам присоединились двое дезертиров: движимые раскаянием, они тоже рвались в легенду.
Но я в эту историю не вписывалась, поэтому, ссадив меня неподалеку от Фангорского леса, они втроем ускакали, на прощание помахав хвостами.
ВЫСКОЧКИ ЧЕТВЕНОРОГИЕ.
ПЯТЫЙ ДЕНЬ
Оставшись в одиночестве я продолжила свой путь согласно указателю с надписью «Благоухающая долина».
Последующие дни, похожие как близнецы, не достойны отдельного повествования, поэтому перехожу к самой сути.
Итак, стою я на краю мордорской пустыни, мой дневник приятно отягощяет плечи, стрелам, определенно, тесно в колчане, но выбросить подарок Галадриэли — никогда.
Сложное решение — оставить дневник под мшистым камнем и продолжить путь налегке — дается не сразу.
Наконец, к утру прячу первые две части в каменную прохладу и, свернув оставшиеся записи, уютно помещаю их рядом со стрелами.
Теперь я опять готова к новым свершениям. И они не замедлили явиться.
ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ.
Я опять попала в плен к своим братьям ирчи. Как же их много развелось!
Хотя, в основном так, мелочь мордорская, рахитичные коротышки.
Теперь, когда у меня остались только две ноги и пара глаз, поймать меня может даже трехногий паук.
Выдал, конечно, ирокез, который я сразу начесала, оставшись в одиночестве.
Два дозорных отряда даже передрались за право погонять меня по пустыне.
Ну мы и бегали:
— их преимущество было в знании местности,
— моё…, ладно, у меня его не было.
Загнав меня на узкий мост перед величественными воротами из вековых дубов, они жадной толпой вылились на перешеек, вытолкнув вперед двух особо жаждущих крови.
Первый, с косым взглядом, демонстративно помахивал громадной дубиной, с тихим свистом пронзая ей предвечерние сумерки.
Второй, хромающий сразу на обе ноги, распутывал аркан привязанный к поясу.
Оба роняли обильную слюну, мысленно раскраивая меня на кусочки.
Нас разделяли какие то десять шагов, мгновение, и они пошли в последнюю атаку. Дребезжащий скрип моих ногтей на отполированных перилах заставил их немного умерить свой пыл. Поднимая пять остро заточенных лезвий на пальцах, я с отвратительной ухмылкой поинтересовалась:
— Кому трахея мешает? Раздеру горло и напьюсь благодатной черной крови, я сегодня голодная.
Ты жирный, подойди поближе, калории так и искрятся у тебя в венах.
Главное, что в те страшные минуты я почти поверила себе, мне казалось, что ещё немного, и я сама в затяжном прыжке упаду на загривок их лидера, и только смерть разлучит нас. В нерешительности почесав затылок, тот, что с арканом, ошарашено спросил:
— Чаво?
— Порву на месте!
От ужаса происходящего я уже не осознавала своего гибельного положения. Издав вопль атакующего ирчи, я сделала шаг навстречу недругам.
— Это, вообще-то, кто?
— По виду эльф, а по замашкам чистый орк.
— Это она.
— Свистишь.
— И не думал.
Так переговаривались передовые орки, поминутно поглядывая на меня и сомневаясь в собственных выводах, пока их предводитель не вынес свой вердикт.
— Отведем её к дежурному назгулу, он разберется, он умный.
Сверкнула летящая петля, захлестывая мои плечи, ужасающая вонь от немытой веревки подкосила ноги, и, падая на подставленные руки воинов, я лишилась сознания.
Проплывают мореные балки, косяк двери украшенный инкрустированными цепями, закопченный потолок со следами свежих протечек.
Меня несут через ворота, переходы, залы, снова переходы. Удовлетворенно хмыкнув, сгружают перед топорно сбитой дверью и, толкнув в спину, впихивают в довольно маленькую и грязную комнату.
Весь ее противоположный конец занимает каменный стол с небольшим факелом на подставке. Сумрачная тень за столом лишь слегка колышется.
Смрад плесени и прогорклого лампового масла плотно окутывают наши мерцающие тени. Стены с отпечатками раздавленных тараканов теряются во мраке.
— Вот поймали, крался к нашим запасам каменных ядер. Вы уж разберитесь, так прям премию получить охота, за непорочное несение службы.
— Разберемся не сомневайтесь.