Ему никогда не изменяла жена
Его никогда не бросала женщина
Его никогда не предавали друзья
(хотя бы потому что их просто не было)
А в нем почему-то растет и крепнет
какое-то странное глупое чувство
будто кто-то ужасно родной и близкий
кто-то единственный в целом свете
предает изменяет уходит… И он
не в силах ему воспрепятствовать

Как котята в мешке
мы никогда не увидим
все, что творится
за тканью мешочной
реальности

Наблюдая, как долго
цветок опускался
на землю, мы знали —
за нами пришла
любовь

Это было давно —
сто тысяч планет назад.
Мы лежали с тобой в одной колыбели
(было утро и падал снег)
и верили в то, что никто никогда…
А потом наступила жизнь
и я тебя потерял

Он устал обнимать
пыльный скелет прошлого
Он устал поднимать
даль

Твои руки протянуты к небу,
ты гладишь луну, как ребенка,
ты ласкаешь… Ты — женщина!
А мужчина всего лишь —
земля, на которой
стоишь

Поймай моё сердце
на частоте шёпота звезд —
между разлукой и расстоянием.
Успей, пока я смотрю на огонь и вижу
дождь

(Школа верлибра Карена Джангирова)

Декабрь… Сумерки… Париж
с протянутой к толпе потертой шляпой…
И Модильяни, странствующий мимо,
кладет в нее последний медный грош

Я расстояние меряю
Душой потерянной
Твоим настроением
Не километрами, нет…
К тебе дорога ведёт особая
И я иду по ней невесомо —
Здесь только нежность,
Любовь и Свет…
А расстояния… нет…

(Школа верлибра Карена Джангирова)

Попытки сойти
с окружности ос-
таются всего лишь
попытками, ибо
окружность неу-
молима

Одна и та же печаль
отделяет нас от вчера
и времени динозавров

Мы зарастаем
городами, годами, дорогами,
победами, бедами и обидами,
всепоглощающим счастьем
и тихоцветущей горечью…
Зарастаем равнодушием
сначала к другим,
а потом и к самим себе,
и только в самом конце
с удивлением замечаем,
что все это время
мы зарастали
ветром

Легко
вдохнуть утро,
тяжело сохранить
эту лёгкость

(Школа верлибра Карена Джангирова)

Это
называемое любовью
существует само по себе
и начинается там
где двое случайно выживших
поднимают с одной земли
один и тот же цветок
ничейности

Я пою тебе камни
в открытую настежь
душу, я вижу —
твоя кровь ускользает
в тяжесть моих
ладоней, в которых
собрана сила
покоренных однажды
женщин

Жизнь постепенно
вытеснив все остальное
радость, надежду, тоску, неприкаянность, боль…
достигла предела и стала уже абсолютной
абсолютной как эхо и он ее больше не чувствует
Он только о ней иногда вспоминает
в те изумительные вечера
когда-то что могло сокрушить, изничтожить
вызывает одну улыбку

Вероятно вот так улыбаются боги
атакующим небеса

На холодном песке
рисовал твои губы,
твои руки, глаза,
улыбку…
На холодном песке
прошла моя жизнь
вместе с тобой
и прибоем

Он счастлив
он очень счастлив
он удивительно счастлив
почти абсолютным
так и несбывшимся счастьем

Как все, как все…

Вот и пришло мое время — луна
сорвалась с небес голубой черепахой,
леса потемнели от боли, земля
очнулась от ветра и стала песчинкой…
А где-то вдали — на развалинах времени
какой-то младенец, окутанный солнцем,
лежит на песке и тихонечко плачет —
он знает, что я ухожу

И все-таки стоит жить
пока знаешь что где-то —
страна окруженная радугой
город построенный птичьим свистом
дом возведенный из розовых ливней
стихотворение цвета морской волны…
А рядом с тобой на щербатом столе
последняя сигарета