Снежана Марковна была из древних ведьм. Уж третий век годков считала медь, и хУда не желала людям вовсе. По паспорту ей было двадцать восемь. Не замужем. Машина. Два кота. Вся жизнь — вокруг детишек суета. Снежана Марковна со стажем воспитатель. А почему бы и не в садик, кстати? У ней никто из группы не болел. Все ели кашу. Даже свёклу ели. Родители пред ней благоговели, и это не была пустая лесть. Снежана Марковна была верна душой гуманности Амонашвили к детям. Не то, чтобы гордилась очень этим…
… показать весь текст …

Обломок янтаря,
Омытый синим морем…
Янтарная заря.
Янтарь в девичьем взоре.
Мёд.
Камедь.
Сок смолы.
Ромашки сердцевина.
Закатные валы.
Густеющие вина.
Балтийская луна.
Пейзажей статуарность.
Во всём растворена…
янтарность.

Не слышится, не дышится, не пишется…
И образы, как тени, будто маются.
У памяти, наверное, всё возвышенно,
А в жизни остаётся только каяться.
Недозаботила тебя я, не уберегла.
Казалось, «вечность» мы с тобой
давно составили…
Теперь я знаю, что такое — в моём сердце мгла.
И скоро год пройдет, а слёзы не растаяли.

Очень многого лишает
Нас морозная зима.
А чего лишить, решает
Не советуясь, сама.
Минус листья, минус травка —
Минус длинные деньки,
Минус тепленькая лавка
И качели, турники.
Минус фруктов свежих вкусы,
Холод — минус двадцать пять.
Но, конечно же, и плюсы
Мы найдем в зиме опять.
Плюс коньки, снежки и лыжи,
Плюс подарки в Новый год.
… показать весь текст …

Я пра любофф стихи слагаю,
Я ими милого глушу …
Он спрятался … Но я — то знаю !
Найду — стихами задушу!

Хранитель Города окутался дымком, ходил по крышам, зорко слушал звезды. Пекарни крепко спали под замком, храня на стенах ласточкины гнезда. За стёклами в огромных коробах на утренние хлЕбы спело тесто. Дремал в огнях рекламных старый банк, на лавке серый крыс печенья трескал — просыпал их какой-то мужичок, купивший рыбки-крекеры на закусь. Хранитель шёл, и на его плечо доверчиво дождя ложился запах.

Рождался в дальних тучах близкий снег такой же белый, как толченый кешью. И щеголь-сумрак поправ…
… показать весь текст …

Время давно уволилось с поликлиник.
Больше не лечит. Пенсия, все дела.
Где-то в Гиперборее растит клубнику.
Кроликов держит. И, к счастью, не держит зла.

Катится осень яблоком переспелым.
Черноплодной рябине чудится голос вьюг.
Вовремя всё, что мы с тобой не успели,
даже если от этого горько, мой светлый друг.

Если с тобой ещё не случилось чуда,
значит, оно от тебя отвело беду.
Какую? Гадать не хочется, и не буду.
Пирожки с пылу с жару. Прежде, чем есть, подуй.
… показать весь текст …

Чтобы стать «королевой эпатажа»
—  недостаточно просто напялить колпак «шута горохового » …

Хочу составить новые духи. Чтоб чувствовались в них такие нотки: едва на свет рожденные стихи, скрипящее весло у старой лодки, потертый и поживший чемодан, страница в первый раз открытой книжки, холодная в лесном ключе вода, горячий самовар на свежих шишках, соленый ветер, теплый свежий хлеб, желанная прохлада летней ночи, совиное дупло, овечий хлев, набухшие весной на ветках почки.
Для сладости — надтреснутый арбуз. Для горечи — чабрец в щербатой кружке.
Чтоб аромат хотелось бы на вкус попробовать, потом, как песню, слушать, потом в ладони крепко-крепко сжать, потом, как платье новое, примерить.
Хочу такой парфюм. И очень жаль, что не найти такого парфюмера.

Болтая ножкой в такт ветрам,
Смотрела девочка с улыбкой
На этот мир. На кучу драм.
Всё, что незыблемо. И зыбко.
Да, много дней ещё пройдет.
А жизнь, увы, не станет краше.
И на Покров — который год —
Мне ангел крылышком помашет…

Жизнь, к сожалению, очень коротка…
Ну, так и смерть ведь не длиннее…

Человек отличается от скотины не только отсутствием рогов, но и пониманием того, как не надо поступать, чтобы эти рога не появились…

Пока аллергики цветут, фармацевты процветают.

Как грустно видеть осень в жёлтом платье —
Комок в душе сжимается сильней.
И хризантем последние объятия
Перед дорогой в эту мрачность серых дней.

Как всё бесцветно, всё безвкусно,
Мертво внутри, смешно извне,
Как мне невыразимо грустно,
Как тошнотворно скучно мне…
Зевая сам от этой темы,
Её меняю на ходу.
— Смотри, как пышны хризантемы
В сожжённом осенью саду —
Как будто лермонтовский Демон
Грустит в оранжевом аду,
Как будто вспоминает Врубель
Обрывки творческого сна
И царственно идёт на убыль
Лиловой музыки волна…

Грибовики проснулись в полдень лета, кряхтя, из кочек вышли травянистых. Сияла солнца круглая монета, июль её носил в своем монисто. Осины, лепеча, учили вечный язык лесов под этим небом синим. И тёплый ветер обнимал за плечи Грибовичков во всей большой России.

Они шагали — сонны и лохматы, взывая к оживающим грибницам. Где наступили, там росли маслята сквозь спутанные стебли медуницы. Краснели подосиновики шляпой, торчали подберёзовики строем. С волнушек слизней слизывали жабы, опят в корзины…
… показать весь текст …

Был переезд Яги — локальный апокалипсис. В программе «Социальное жильё» квартира ей просторная досталась. Уведомление доставил ёж колючий, словно горсть ольховых шишек. Яга раздумывала целый год почти. Всё не решалась от родимой крыши отважиться, и в новый дом уйти. Приехал соцработник накануне. Такой худой — плевком перешибить. Яга его пыталась сулугуни с грибами с пылу с жару угостить. Но тот бледнел и мялся: мол, не надо, а вы, бабуля, собирайте скарб! Яга вздыхала, глядя в зелень сада, плато…
… показать весь текст …

Мой муж поставил меня перед выбором: он или мой кот. Иногда я скучаю по своему мужу.

Падают спелые яблоки, звезды падают, август стоит в окружении дынных усиков. Сесть у реки, в песок погрузившись пятками, перебирая минут золотые бусины.

Чувствовать кожей далёкую близость осени, есть черноплодку из старенького сотейника… Закат поначалу розов — почти лососевый, крадётся бесшумно в чащу седых репейников.

Молчится легко, говорится светло и радостно. Близится дождь едва различимым рокотом. Утром в траву ароматная рухнет радуга, станет в стихах живыми большими строками…

А пока хлебный мякиш катать ноздреватый в шарики, и кидать их уткам и сазанам прожорливым. Ветер стареет, ходит, вздыхая, шаркая, задевая цветы дикарки пушисто желтые.

Первая капля щёлкает прямо по носу, разбившись, брызгами тычется в губы, в волосы… В небо лицо запрокинув, стихию приветствую, та обнимает знакомо, совсем как в детстве.

Всё сказано. Всё сказочно. Всё вечно. Приходит к тыкве с коренастой свечкой в парче тяжёлой золотистой осень. За ней идут, ступая мягко, лоси, несут рогами ярких звёзд гирлянды, ветра и алый шорох листопадов. Грустишь, мой друг? Пожалуйста, не надо!

Давай с тобою печь пирог с калиной, звать в гости на него своих любимых, чесать по шее котика-мурлыку, да в ночь заглядывать, как в устланную зыбку — что в ней таится, да что вырастет в итоге? В лесу растут волнушки у дороги, на стулья пней взбираются опята, и шляпки их, похожие на пятки, щекочут опадающие шишки.

Прислушайся, и точно ты услышишь — как пчелы запечатывают соты, как мчится в небе Дикая Охота, и как в груди тягуче и медово листом кленовым в сердце ляжет слово, чтобы в янтарь поверить абрикосов, и обрести саму себя…
Приходит осень.