Ассоль поняла, что состарилась, когда однажды проснулась от собственного храпа…

Душе полегчало на этой неделе,
Опять появилось в ней что-то газелье.

Свирелью запела опять по утрам,
Презрев поклоненье народным хорам,

Танцует под деревом вновь в одиночку
В прозрачной и лёгкой девичьей сорочке.

Лишь ветер тесёмки у шеи колышет,
Один её нежит, один ею дышит:

-Звени, моё чудо, лети, моя пташка —
Всё небо открыто тебе нараспашку!

О погоде
Ветер ходит по балкону, как налётчик по вагону…

В виртуали все бабки крали-
да и деды хоть куды))))))))

Чем отличается настоящая поэтесса от графоманки?
Первая может сделать из г… вна конфетку, а вторая способна только его жевать.

Ни нам безумным, ни сердешным нИнам*,
Которые свои наполовину,
А лезут поместиться целиком,
Хотя бы как-нибудь и хоть бы в ком —
Не предстоит прожить всё это дважды:
Въезд на баулах в дом пятиэтажный,
И первые стихи, и первый фаллос,
И к нИнам* возмущение и жалость,
И нам негодование от нИн*,
От их благополучных сердцевин,
Но вялых строк и меленьких фантазий
С душкАми поэтических инвазий…
Конечно, спор и распри неуместны,
Прощайте, нИны*, вы в миру чудесны!
… показать весь текст …

Муза

Лишнюю третью я в доме терплю
Лишь потому, что сама я люблю
Вольницу эту и узницу,
Полночей наших союзницу.
Крошит мне хлебушек белый она,
Лунной дорожкой бежит от окна,
Ласково шепчет, напротив садясь:
«Звёзды на небе — они не для нас…
Будем писать про кастрюльки и печь…
Звёзды?! Об них можно ручки обжечь!»
Но — до чего же двуличная —
Третья, любимая, лишняя:
… показать весь текст …

Auska:
Ассоль поняла, что состарилась, когда однажды проснулась от собственного храпа

Volcha:
… она села в кровати, погладила рукой красный шёлк простыни и подумала: «Не пойду сегодня на берег, ну, нафиг» :)

Auska:
…и тут в дверь постучали :"Ассоль Гриновна, пора на берег, нефиг вам нафиг!"

Volcha:
… а на берегу дряхлый Грин в очередной раз пытался смастерить из коры и палочек парусник, прикручивая к тонким мачтам обрывки красных тряпиц…

Auska:
…а возле его сухих ног дремало море — безбрежное и вечное…
… показать весь текст …

Так хочется поделиться кусочками текстов, написанных Фаиной Георгиевной и опубликованных в книге «Судьба-шлюха». Помещать это всё в литературный дневник — просто хоронить.

Как бесконечно трудно одинокому старому немощному человеку, особенно, если большая часть жизнь была яркой, многолюдной, в свете рампы, в окружении талантливейших людей, каждый из которых был маленькой вселенной:

«Тоска, тоска, я в отчаянии, такое одиночество. Где, в чём искать спасения?
Тоска, тоска, — «час тоски невыразим…
… показать весь текст …

Здоровой психикой владея,
Пойду гулять на брудершафт
С каким-нибудь зелёным змеем,
Куря в рукав.

А сумасшедшие красотки
Из всех канав,
Пусть инстаграмят жадно фотки
На брудершафт.

Они в канавах, как в окопах
Им — зашибись!
Я их жалею, толстожопых…
Давай — за жизть!

Снег чернеет, но не тает — не решается,
Под ногами псом бездомным мешается.
Птицы спели про весну, люди ожили,
А «Москвич» ни тпру, ни ну — как стреноженный!

Он буксует, он колёсами вжикает —
Он старается, но не понимает мужик его:
Материт, педали жмёт, руль выкручивает,
А ещё недавно напевал да пошучивал.

На рыбалку мечтал в нём отправиться,
А теперь на него же и лается!
Не грусти, «Москвич», не журись, мужик
Снег истает, а вам ещё жить да жить!

***
Вороны каркали картаво,
И небо, как дурная слава,
Змеёй ползло за воротник.
Был быстротечен наш пикник.
Любой напиток быстротечен.
Окончен бал.
Погасли свечи.
Бесстыдно дном влажнели кубки,
А мы тянули наши губки,
Донаслаждаться не успев,
Стихи читая нараспев…

Скворец
… показать весь текст …

Преодолев дурачество стиля
И дурноту вкуса,
Пишем, что в новый вступили
И ждём Рождества Иисуса.

А недруги, как обычно,
Засели в танке,
Плюют из люка косточки вишни —
Хокку свои и танки.

Пишут про белизну смысла
Разницу между раем и адом,
А мы их — в баню, помыться
И — в самолёт, до Ленинграда!

Я кажется придумала неологизм — ЭПИДЕРМОС.
Вот размышляю, какой литературный жанр по содержанию может получиться, наверное что-то про г@вно…

Первоклашки Света и Тома яростно шепчутся по поводу остроносых учительнициных туфель:
— У неё ножка, как у утки, только узенькая и в туфлю не влазиет!
— Дура! Она в носочек ватку натолкала!
В конце урока молодая учительница оповестила:
— А завтра, дети, чтоб все пятерки получили — у меня День рождения!
Наступило завтра. Учительница вошла в класс с опухшими глазами и синяком на щеке. На второй переменке Света и Тома подошли к учительскому столу и подарили открытку. Потом, набравшись духу, спросили:
— Мария Дмитриевна, а у вас ноги, как у утки?
— ??!

После школы, помахивая портфелями, подруги переговаривались:
— Её, наверное, хахаль набил?
— Может, он не знал, что она учительница, думал, что просто тётенька…
— Дура — не знал! Зачем ему с утиными ногами, вот и набил…

-Терпеть не могу букву «ф»! — признался как-то Иван Алексеевич. — Мне даже выводить на бумаге её неприятно и трудно. В моих писаниях вы не найдёте ни одного действующего лица, в имени которого попалась бы эта громоздкая буква. Почему? Сам не знаю.
Кстати, меня при крещении чуть не нарекли Филиппом. В последнее мгновенье спасла меня нянька. Священник уже стоял у купели, нянька прибежала к матери:
— Это что делают! Разве для барчука это имя? У нас плотник пропойца тоже Филипп!
Думать было некогда…
… показать весь текст …

Коридор общежития поэтов был узким и длинным, как путь к славе.
В левом его крыле, в угловой комнате жили двое. Они несколько дней не пользовались сливом — лопнула труба.

…Поэт сидел по-турецки на лежанке и зашивал носок. Пришив пальцевую часть подошвы к пяточной, он вдруг обнаружил, что ширина носка значительно превышает его длину. Ходить в таком носке не представлялось возможным.
-Подумаешь! — сказала его жена, поэтесса, чистя картошку. — Можно было носить и без подошвы, как манишку.
— Острячка, блин! Ты лучше состри, зачем этому старому стручку два стишка посвятила?
— Начинается:"… а у тебя, ты вспомни, Зин…"! Ты-то сам! Кто у Вадьки Буськина строчку спер?
— Дура! Это реминисценция!

…Они медленно шли по коридору, держась за ручки наполненного цинкового бачка.
— Эх, блин, — грустно произнес поэт, &mdash

До чего же они мне надоели: каждый полдень три юные каникулярки, ещё не прошедшие начальную школу аккурат перед моим балконом зовут подружку: «Ульяна-а! У-ульяна-а! Ульяяяяяяяяяянннааа!!!».
И так по полчаса, а то и дольше.
Сегодня терпение моё лопнуло. Я вышла на балкон и спросила: «Чо вы орёте, как резаные? Ещё раз заорёте, оболью всех ледяной водой из шланга, прям с четвёртого этажа.
Затихли.
Слышу уже более отдалённо: „Уля!“ Ульянка! У-ульяна-а!!!»
Опять вышла на балкон.
Те же голенастые красотки стоят около дома напротив — перешли двор! — и орут в нашу сторону ту же песню. Ну, хоть не так режет слух…
И тут в доме напротив на чётвёртом — как у меня! — этаже отлетает шторка, появляется мужик огромный с пивным животом и как гаркнул. Я облегчённо вздохнула — а вот и конница из засады! Противник побежал со двора, сверкая пятками.

1.
Деревья голы, но уже не спят,
Стыдливо опустили очи долу,
Смиренье и терпение хранят
И зова ждут к весеннему престолу.

Снег рыхл и тёмен, ноздреват, липуч,
Навязчиво пристав к твоей подошве,
Он тщится выжить, но веселый луч
Врезается в его сырую толщу.

И с детской беспощадностью, смеясь,
Стирает все молекулы снежинок,
Все атомы,
… показать весь текст …

егор почувствовал свободу
он даже тапки потерял
бежа за олею по полю
ура каникулы у них