…Кстати, простое знание о том, что что-то в вашей жизни не
происходит не потому, что вы сирые и убогие и вообще не
достойны счастья, а потому, что оно просто ждет вас на уровне
выше, — великая сила.
Вы дома запарились искать нужную вам вещь на первом этаже, а
она преспокойно ждет вас на втором. Нужно просто подняться
этажом выше.
Где мои деньги? Где мои счастливые отношения? Где мои успех и
признание?
Там, это же очевидно. Если их нет здесь, значит, они там — на
следующем уровне. Иди и возьми.
И…
… показать весь текст …

Подо мною молчит пыль, надо мною звенит степь, мой народ у меня был, а теперь не найти стен, оседает курган — в прах, забывается слов вкус… Победивший в бою — прав, не погибший в бою — трус. Как вы, сестры мои, как? Где ты, радость моя, где? Слишком искренне жрец лгал — словно знал, что придет день. Видят боги, рвалась в бой, на коне закипал пот, но прижавшись к земле лбом, на закате ушла под. Вот копье, да к чему мне? Вот и лук, да колчан пуст, потемнела колец медь, зарастает травой путь, время…
… показать весь текст …

Угадай, о чем я. Время поговорить. Передай привет находчивым билетерам. На конечной станции весь этот цирк сгорит, не останется ни зрителей, ни актеров. Вот и ждешь перрон, разглядывая себя — сантиметры роста, лишние килограммы. Я один из миллиарда простых ребят, нас вживляли в семя, нам назначались мамы. Нам давались женщины — в жены и вместо жен, но союз всегда бракован, всегда непрочен… Каждый третий был юродив и прокажен. Каждый первый стал измучен и обесточен. Так хотелось человечности. Быть людьми, за мечту отдать бесплотным двойную плату. Оказалось, мы всегда попадали в мир кольцевых дорог и замкнутых циферблатов.

Раньше злость брала. Теперь отступает злость. И молчит душа, свободная словно птица.

Предположим, в этой жизни не удалось.

Так скажи, в кого мне стоит переродиться?

Ну здравствуй, мартовское безумие, моя вселенная, дух огня. Все так понятно и предсказуемо, что нам нельзя ничего менять. Все так продумано и устроено (какими силами, черт возьми!), что заголовки к моим историям всегда оказывались людьми. Все так отчетливо предначертано, давно расставлено по местам, никто из нас не спросил, зачем это, и спорить тоже никто не стал. К какому богу пристать с вопросами, на чью победу идет игра? Давай без шуток, теперь мы взрослые, серьезный возраст, законный брак. И этот мир нам обязан нравиться, и не к лицу нам вести войну. Но помни, свет мой, из этой матрицы есть выход в звездную тишину.

И этой ночью, отбросив сложные законы жанра, замедлив миг, я каждым словом вхожу подкожно в тебя, не созданную людьми. И звезды множат свои колонии, и мы умеем не умирать. Таких упрямых огнепоклонников в раю сжигали бы на кострах.

Наутро все у нас будет правильно — и мир, и март его голубой.

Но мы-то знаем, что в каждом пламени есть силы, правящие тобой.

Ни горный мед, ни желтый лист, ни лес в осеннем хороводе не остановят тех, кто ходит на самом краешке земли. Багрец и золото огней прекрасны, но бесчеловечны, один неверный шаг — и вечность, соблазн велик, но мы сильней. И потому мы ждём внизу, не поднимаясь на вершины, нарочно сжатые пружины, однажды приглушенный звук. А рядом в солнечном луче летают тысячи пылинок, соцветий, пчёлок, паутинок, касаний, взглядов и речей. Смотри на них, осознавай свою к земле непринадлежность. Ноябрь — яростная н…
… показать весь текст …

Привычка видеть тебя подобна привычке верить твоим словам. Ты проявляешься так подробно, что можно даже не рисовать. Мы состоим из звонков и писем, людьми надежно окружены. И каждый дерзок и независим от огнестрельных и ножевых. Живем деталями и штрихами, как будто время не смотрит вслед. Я так умею тебя стихами, что разрешается не взрослеть, смеяться громче, у самых кромок стоять на цыпочках — высота! Моих колец и татуировок, не прикоснувшись, не сосчитать. И наша осень — мороз по коже, такая резкость и глубина. Мы так отчаянно не похожи, что бьется символом каждый знак. Тебя почувствовать, петься, длиться - теплом в мерцающей глубине…

Когда я переверну страницу, не останавливайся во мне.

Я сказка Козлова, мультфильм Норштейна,
Я ежик, ищущий узелок.

А хочешь, я месяц возьму на шею,
Чтоб ты его лапкой потрогать мог?

Мой глупый, славный мой медвежонок,
Как чудо встреченный на пути,
Смотри, желтеют ладони кленов,
Давай мы все-таки полетим?..

Возьми малиновое варенье,
Ну вот,
зима,
… показать весь текст …

Обрети меня, нарисуй меня и сотри, возроди меня, измени меня изнутри, не оставь меня на площади на костре, уведи меня, врачеватель и менестрель. Отпусти меня, лети на восток со мной, я устала, руки связаны за спиной, моя ноша необъятна и тяжела — все сердца, которыми я жила. Снег растаял, а под снегом мертва листва, научи меня всем премудростям колдовства — не тонуть в слезах, до тла не сгорать в огне.

Дай забвения всем помнящим обо мне.

Есть такие дороги, что прочно вошли в привычку — не нарушить маршрута, не выйти за горизонт. Если кто-то из этого списка тебя не вычел, самому с пути сворачивать не резон. Привыкаешь к ландшафту, до знаков известны мили, разминувшимся встречным безропотно смотришь вслед. Потому что они об этом тогда просили, отправляя тебя кружить по своей земле. Проживать привычно шоссе, автострады, песни бесконечных дорог, что берут города в ночи. И смотреть в темноту до боли в глазах, до рези где-то в сердце, которое нынче не так стучит.

Нажимаешь на тормоз, колеса ласкают гравий, от дороги удаляешься не спеша.

Исключения состоят из знакомых правил, которые ты решаешься нарушать.

Вот он умер уже, а ты его любишь, любишь, носишь внутри, голубишь, качаешь, холишь, терпишь тупые схватки, от острой боли просто становишься тише, но не рожаешь. Потому что когда он выйдет, коснется света, родится кровавым сгустком в твои ладони — вылюбком, криком, хрипом, последней пеной, когда это все накроется медным тазом (впрочем, откуда медь в городской больнице?), когда это все закончится, ты задышишь, выпрямишь спину, вытрешь живот, колени — все, к чему он отчаянно прикасался, выйдешь на улицу, станешь живой и сильной, готовой к новым зачатиям и печатям, когда это все закончится, потому что… он выйдет… тупые схватки… качаешь, холишь…

— Сестра, твою мать, заканчивай с ней быстрее. Там еще одиннадцать рожениц в коридоре.

Это Бог послал тебя, здесь не найти людей, — говорят мне, дверь закрывая на семь замков. Приходили иные, но песни у них не те, и на каждую песню положен уже закон. Это Бог послал тебя — если не Он, то кто знал о наших невзгодах, когда направлял пути. Здесь над каждой дорогой идет переменный ток, и никто не может этого запретить. Это Бог послал тебя, он передал с тобой теплый лунный хлеб и звездное молоко…

И привыкни уже к тому, что уставший Бог посылает тебя надолго и далеко.

Что ты готов заплатить за эту бесконечную тишину? Я хочу одно золотое лето и женщину в нем — одну, я хочу немного сердечных соков, чистых и честных слез. Ты стоишь и не знаешь пока, насколько холодным бывает лед. Я тебе продаю не часы молчанья, не гудки в телефонных снах, ты такие сокровища получаешь, о которых еще не знал, ты такие глубины сейчас откроешь, где отныне и страх смешон. Эта бездна так долго ждала героев, даже я в нее не пошел. Так плати скорее — и между вами навсегда оборвется нить. Ведь такому — вечному — расcтаванью и вовек не сложить цены. Я беру немного — земную нежность, имена, отголоски, речь, а без этого память — всего лишь нежить, для кого нам ее беречь? Тишина не вспомнит, о ком ты плакал, для кого состоял из слов. Я же часть той силы, что хочет блага, но всегда совершает зло. Заплати мне — и будь бесконечно счастлив, будь свободен, спокоен, слеп.

Мы с тобой — последние из причастных, эта подпись — последний след.

Я сейчас попробую рассказать тебе, сколько ночью путей открывают избранным.
Полумесяц светится указателем над мостами, садами, дворами, избами.
Я хожу здесь так часто, я знаю явственно все, что может привидеться и почудиться…
Но когда я встречаюсь с тобою, ясный мой, мне становится тесно на этих улицах.
Небо сонное, юное, в звездных ссадинах…
Что-то есть в тебе, милый, чертовски сильное…
Мне придется все это рассказать тебе.
Только ты, пожалуйста, не проси меня.

Потому что все тайное обязательно, обретая форму, теряет истину…

Мы идем по касательной.

По касательной…
… показать весь текст …

Нет, только не сейчас, пожалуйста, только не сейчас! Я хочу спать, спать и еще раз спать, сейчас же полвторого ночи… О, Господи! Ну почему на самые нелепые, странные, на самые ночные дежурства отправляют меня??? У меня что, на крыльях написано 911?!

— Хватит болтать! Отправляйся уже. Они сами не закроют, а у нас из-за их человеческой глупости энергетический дисбаланс!

Я ложусь поудобнее — тело должно отдохнуть, чтоб в него приятно было возвращаться. Закрываю глаза, глубокий вдох… Со стороны э…
… показать весь текст …

Я отныне, навеки и присно дышу тобой. Закрываю молитвослов и встаю с колен. Здесь высокий берег держит ногой прибой, моя хижина лепится боком к твоей скале. Иногда в рукаве пролива ползёт паром, словно нить сквозь чётки, время продето в дни. Я живу в твоем нутре, под твоим ребром, я прожилками кварца впаяна в твой гранит. Иногда приходят люди с большой земли, принося с собою мысли и голоса. Я смотрю на них, но так как не помню лиц, не могу им даже этого рассказать. Раньше я их лечила, в расселин…
… показать весь текст …

Никто ничего не отнял —
Мне сладостно, что мы врозь!
Целую Вас через сотни
Разъединяющих верст.

Марина. Цветаева

Они связаны швартовым в один портовый безымянный город, спрятанный в полумгле. В этом городе давно ничего святого не осталось, кроме кладбища кораблей. Здесь суда приют находят, ложась на отмель, их оплакивают волны за рубежом. Оказалось, что никто ничего не отнял, и от этого безвыходно хорошо. Каждый раз, встречаясь взглядами у причала, начиная путь к погасшему маяку, он все думает…
… показать весь текст …

Нам остается слушать музыку и стихи, фотографии взглядами жечь дотла, жить в городе разлученных, в стране глухих, вырываться из цепких лап. Я могла бы представить, как среди трафика и огней, в торговом центре, на улице февраля ты останавливаешь часы и идешь ко мне, и крылья мои болят. Я могла бы представить, как мы сидим за столиком у окна, переплетаем пальцы, ведем войну с нами же, изнемогающими от ран, умирающими в весну. Я могла бы представить, как ты стоишь на балконе, в ночь отпуская свои с…
… показать весь текст …

Нынче тост уместен совсем простой, слава богу, что не дрожит рука. Взять бы пленку, сесть за монтажный стол, аккуратно вырезать этот кадр. Потерять его, как лихой билет, вдоль по теплой памяти полоснуть. Склеить так, чтоб сразу — из прошлых лет выйти в нашу будущую весну. Затянувшийся дубль, пустых листов скучный шорох, переходящий в гром. Кто добавит яркости и цветов в этот умирающий монохром? Кто напишет титры и скажет: «Все»? Год застыл на экране в немом кино. В зале обесславленный режиссер, за экраном — белое полотно. Этот год прошел, не твоя вина, даже боль уже превратилась в фон.

Господа, пора, фейерверк, финал. Скоро станет светло, выходите вон.

Если ты считал, что творишь историю, прочитай внимательно наш роман. Мне уйти из него ничего не стоило, а тебе остается сходить с ума, ибо главы рассыпаны, перемешаны, все герои — предатели и лжецы. Почему я всегда воскрешаю нежностью тех мужчин, что годились бы мне в отцы? Кто и кем спасен от жестокой памяти, кто кого оставил на берегу? Я же помню, как ты просыпался в панике, я же каждую боль твою берегу. Кроме страхов, выпущенных придворными, по покоям рассыпанных, словно яд, ты ничем не владе…
… показать весь текст …

Ходи пешком, избегай аварий - извечный страх умереть в борьбе. Бес компромиссов весьма коварен, он знает, что предложить тебе. Давай без жертв: не порвутся жилы, не будет ада на входе в рай. Бери сценарий, в котором живы, учи безропотно да играй. Своим бессилием обольщайся, дыши спокойно, не чувствуй боль. В твоем понятном мещанском счастье бес компромиссов — верховный бог. И что с того, что хотелось биться, любить красавиц, творить миры?

Бес компромиссов меняет лица у тех, кто выпадет из игры.