Этот каменный город спит в руках ветров. В этом городе по тротуарам стучат каблуки красивых женщин с голодным взглядом и алчной жаждой новой любви на поводке. С цепей этого города рвутся в небо корабли, в этот город не возвращаются ушедшие. В этом городе птицы видны по глазам, любящим солнце за нас, в этом городе убийцы видны по группе крове на рукавах. В этом городе Ромео пьет водку и забивает косяк, потому что уже знает, что Джульетта должна умереть. В этом городе каждый хранит на груди свою с…
… показать весь текст …

Я рисую зеленым фломастером на старых стенах
непреложные сады и людей с большими сердцами,
я рисую в каждой трещине маленькую вселенную,
созидаемую неизвестными мне творцами.
Я царапаю штукатурку, я порчу вещи,
потому что в вещах изменяется всякий смысл.
Посмотри, я рисую вселенную в каждой трещине,
потому что на этих стенах мы все написаны.
Я пишу зеленым фломастером — у меня нет другого,
и, наверное, если быть честным — другой не нужен,
потому что все рисунки и буквы — всего лишь повод,
или провод уходящий напрямую от пальцев в душу.
Я пишу зеленым фломастером на старых стенах
свою новую молитву, уже порядком изношенную,
… показать весь текст …

Не счесть уже на теле ран, не счесть уже в душе ромашек,
И этот почерк по углам зажатых бледных губ размашист.
Мурашки, пашни тишины…
Я умер или я отвергнут?
Как странно может оглушить упавшее на сердце небо.
Как странно…
Я лежу один, когда кругом такая осень,
Что хочется ее найти — и вместе с ней с обрыва броситься.
Лететь, лететь — всей той листвой, такой красиво умеревшей.
Лететь с руки любви былой — кленово, ало и неспешно.
А дальше жить, как все живут — с лекарствами и недосыпами,
Со вздохом тихим на ветру, с сиротством улочек под липами,
Жить в доме, где скрипит крыльцо, где ничего уже не хочется,
Где я, склонившись над лицом, целую нежно одиночество.

Не уходи молча, исчезая без слов, ставя на будущем знак вопроса, погружая жизнь в ожидание возвращения, в вечное ожидание твоих шагов за дверью. Уходя, убивай надежду, трезво, решительно и беспощадно закрывая все двери. Не уходи так, словно кончается кислород, и становится нечем дышать, оставь хоть что-то — память или сожаление, ненависть или сны. Не уходи так, как затягивается пруд ряской, скрывая чёрное и честное зеркало воды. Не становись мучительно медленной в своей неизбежности и невозврати…
… показать весь текст …

Мы все торгуем собой всерьез. Каждый из нас. Просто один продает тело, другой время, третий труд, четвертый свою душу. И что страшнее: физическая или духовная проституция — это отдельный вопрос.

Дети меняют нас. Раньше я ел то, что мне нравилось. Иногда даже находил время и шел экспериментировать на кухню, дабы создать новый уникальный деликатес… В любом случае, все это в прошлом. Теперь я папуля, а папуля — это такой мусоросборник пищевых отходов. Сижу на полу, работаю за ноутбуком, мимо летит розовый тайфун с косичками и размусоленным огрызком банана в руках, который по каким-то причинам не доелся. С неприглядным объедком и радостным криком: «папа, я не хочу больше, доешь!». Ловлю себя на том, что открываю рот, даже не задумываясь. Это уже привычка. Мне иногда кажется, что она воспринимает меня таким мусорным ведром, вместо педали у которого звуковое управление. И просто складывает и сливает в меня все подряд — понадкусанные непонравившиеся фрукты, остатки каш и супов, порой перепадает даже полкотлетки. Ем. Молча. Не отрываясь от дел. Чаще всего — даже не замечая, что что-то съел.

Какая стая, таков и вожак. Но как же мы любим искать виноватых, в ком угодно, в правительстве, в боге, в погоде, в другом человеке. Главное, чтобы не признать виноватым себя. Потому что я то точно замечательный, а виноват всегда кто-то другой. Нет. Не другой. Только ты. И диктатура цветет только там, где есть рабы. Может хоть раз стоит начать с себя? Допустить возможность того, что ты сам не так уж непогрешим? Хотя о чем я, конечно же, нет.

Ты влюбляешься медленно.
Сначала в ту невесомость себя, которую чувствуешь, лежа на моих руках.
Потом ты начинаешь любить уверенность в том, что я поймаю тебя, когда ты падаешь.
Ты влюбляешься в нежность обращенного на тебя взгляда, когда спишь,
влюбляешься в образ неодиночества и сожизни.
Ты влюбляешься в мой вопрос после долгого дня «когда ты домой?»,
потому что я признал твоим домом собственное пространство,
ранее принадлежавшее только мне.
Ты влюбляешься медленно, влюбляешься в части…
… показать весь текст …

Приходи. В моем доме так же пространно пусто,
А тебя всегда пустота влекла за собой.

Ты любил ее, видимо, больше.
Это было чувство
Когда ходишь по старым доскам совсем босой,
Ощущая в ногах маленький отклик лета —
Тот, который нельзя никому из себя отдать.

Одиночество — как летящая нежность момента,
Как познание духа, дар или в грудь удар.

Приходи, я умею молчать и не быть заметным,
Я почти научился сливаться с белой стеной
… показать весь текст …

В голове легко и в душе порядок,
Но в глазах, как хлопья,
Проступает резь.
Если ты проснешься со мною рядом,
Расскажи мне, кто я,
И зачем я здесь.
Расскажи мне время
По верхушкам зданий,
Расскажи мне осень по цвету глаз.
Я шагаю в темень,
Вечно чем-то занят,
Пока мост до солнца вырастает в нас.
Расскажи мне, кто я!
Ведь не брат, не гость здесь.
… показать весь текст …

Ты сразу станешь моей — через месяц
коротких встреч.
Мы сроднимся речью,
сроднимся миром — он нам по плечи,
сроднимся в титрах,
и станет легче.
Ты вся моя — это так заметно
в твоей поношенной черной куртке,
в карманных звездах
или планетах,
в любом скандале и в каждой шутке.
В том, как ты дышишь — до хрипа жадно,
но выдыхаешь морозный воздух,
когда гуляешь по жарким странам,
… показать весь текст …

Судьбу за все благодарю:
За скупость жизни на тепло,
За то, что не пуская в лень, меня
тащило и вело
По битому стеклу дворов, по запустелым ямам глаз.
Спасибо, что по всем кругам пройду,
наверное, не раз.
Спасибо, что сплетала кнут событий,
горьких до беды,
И била им за спящий ум, за полубыт
спанья-еды.
Пусть растревожена душа, зато поет
как никогда,
Пускай нагой горит в стихах, пускай не ведает стыда.
… показать весь текст …

Если складывать речь из чувств,
которые я к тебе испытываю,
в них не было бы слова «люблю»,
потому что я не знаю, что это.
Нет, я бы говорил иначе,
опираясь на перила частности:
я испытываю к тебе голод,
я испытываю к тебе жажду.
Я бы тщательно выбирал смыслы,
за которыми картина данности:
я испытываю к тебе нож,
я испытываю к тебе зарево.
Если дальше — более явственно
или более эпизодично:
… показать весь текст …

Пару строчек зимы — это все, что тебе обещаю.
Пару строчек снегов, пару строчек веков и грехов.
Пару строчек лишений, мишеней, прощений, прощаний,
Пару строчек, написанных рябью стареющих слов.
Опоздает письмо. Время сложится в лед и застынет,
Превратится в итог и исток, в бесконечный вокзал,
На который надышит слежавшийся к вечеру иней:
Опоздали стихи. Опоздали. И ты опоздал.
Это выстрел судьбы, это выстрел, оставшийся в прошлом,
Чтоб догнать и убить тебя здесь, на руках у зимы.
Это самая крайняя, самая злая оплошность.
Это голос из тьмы, это плачущий голос из тьмы.
Это чувство вины. Это смотришь кругом обалдело,
А вокруг — это жизнь, это ночь, это ты и толпа,
… показать весь текст …

Тринадцать дней ты была моей Галой:
Голой,
Глумливой,
Гротескно наглой.
И когда я писал тебя, я чувствовал только апноэ
Безнадежное, бесноватое, ножевое,
Протяженностью от холста поэзии до постели —
Тринадцать дней ты как tabula rasa белела,
Цепенела,
Смеялась слишком надсадно и дико.
Тринадцать дней
Мы были больше, чем близко.
Тринадцать парсеков космоса мы молчали,
Пытаясь расслышать слово Бога в начале,
… показать весь текст …

Ярче тысячи солнц!
Ты творец, значит ярче и ярче.
Спиртовую настойку поэзии — в оптику глаз.
Ты пойдешь по загаженным улицам — джазовый мальчик,
доставая копейки стихов из-под полы сберкасс.
Ярче тысячи солнц!
Пальцы в черном и матовом тонут,
и пускай.
Ты творец, ты творец, это доля твоя —
ты найдешь ее грязью в бездарно паскудном притоне,
но заставишь — сиять!
Ярче тысячи солнц.
Сам создашь — акварелью,
скрипичным ключом ли,
… показать весь текст …

Деревья стерпят всю людскую грусть
В прижатых к ним податливых ладонях,
И я однажды грудью всей упрусь
В безмолвный выдох старенького клена.
И тихий мир — случится…
Он замрет,
Он станет всем, он станет мне округой.
Так все из нас, кто вскормлены зарей,
Становятся прозрачными и хрупкими.
И я однажды буду говорить
В каморку неба маленькое слово,
Которое не пламенем горит,
А вырастает из иглы сосновой.
И я скажу:
… показать весь текст …

Здесь нет тебя, здесь только образ твой,
Впиваясь жизнью в твердый строй предметов,
Стоит, как ангел, за моей спиной
И говорит без голоса — о свете.
Он говорит — как камень и вода,
Как говорят деревья или стены,
И это — миф, поскольку, как всегда
Здесь нет тебя — в текущее мгновенье.
Но коридоры, восстающие в пыли,
Где я иду, и наступающие зимы
С голодным ликом — так тобой полны,
Что все другое кажется мне мнимым.
Тобой полна пустынность тех садов,
Где у меня больное сердце стынет,
… показать весь текст …

Вот стоят на земле человек с человеком,
И их тяга друг к другу есть самое крепкое,
Что всю землю, как девочку, ласково вяжет
Перекрестками рук наших, маминой пряжей.
Я тянусь, я тянусь до тебя, дорогая,
Твою хрупкую спину к груди прижимая,
Продолжая смотреть в равнодушно-окрестное,
Из которого мы воздвигаемся — вместе.
Человек с человеком — ближайшее, теплое,
Я как будто всей кожей своей тебя помню,
Я как будто всю жизнь — по губам твоим выучил.
Человек с человеком — две красные ниточки,
Узелок …
… показать весь текст …

Как называлась та улица? Она называлась.
То есть кто-то звонил, назначая встречу,
И говорил: встретимся на «Вокзальной»,
На «Кольцевой», на «Сиреневой», на «Заречной».
Вечер ложился пылью поверх скамеек,
Кто-то курил и высился, не дождавшись.
Небо мерцало, странно и больно краснея
Прямо над улицей «Горького» или «Павших».
Кто-то стоял там — стены и дым нависли,
Тени были почти похожи на кожу
Улицы этой — «Изменчивой», «Легкомысленной»?
Только стоял там тихий совсем прохожий.
Ждал на звонок ответа и звал по имени —
Улицу, улицу — лица ему не встретились.
… показать весь текст …