Деревья стерпят всю людскую грусть
В прижатых к ним податливых ладонях,
И я однажды грудью всей упрусь
В безмолвный выдох старенького клена.
И тихий мир — случится…
Он замрет,
Он станет всем, он станет мне округой.
Так все из нас, кто вскормлены зарей,
Становятся прозрачными и хрупкими.
И я однажды буду говорить
В каморку неба маленькое слово,
Которое не пламенем горит,
А вырастает из иглы сосновой.
И я скажу:
Любить мы не могли…
Других людей почти не замечали,
Озера только в сердце нам легли,
Деревья только ветками качали…
Мы не умели посмотреть в глаза,
Понять из них — как много это значит.
Душа как-будто вечно ускользала,
Грозой подхваченная…
А мы гремели, грохали на все
Лады!
И заглушали что-то в мире…
Душа бежала к крохотной весне,
Ей было жалко, ветрено и сыро.
И кто-то уходил всегда от нас —
Неслышимый, невидимый, пропащий.
Туда где клен, осина и сосна,
Туда, где души тело свое плачут.
И вот теперь, когда нельзя назад,
Мы, опустев к заждавшейся нас ночи,
Как дети нелюбимые в садах
Играем с тихим миром в одиночку.