Закроешь окна. Станет пусто.
Ты жил — как-будто бы не жил.
Не бил лед сердца, в кровь, до хруста,
И не гасил дождями пыл.
Ты скучный фильм. Строка до морга.
Судьба, как ты порой бедна…
Здесь нет ни боли, ни восторга,
Здесь жизнь исчерпана до дна.
Ты просидишь в кино весь вечер,
Ты навестишь во вторник мать,
Потом покуришь на крылечке,
И вдруг захочется сбежать.
Туда, где ярко, жарко, тесно,
Где птицы бьются с криком в медь,
… показать весь текст …

Во мне огни последнего ночлега,
А дальше мили, годы и дороги,
Попытки к правде, Альфа и Омега,
Звезда вдали — девчонка босоногая,
И та тоска, с которой все уходят,
И та тоска…
И с той тоской смиренье.
Я говорю «наверное, свобода»,
И тихо плачу, и закат — сиренев.
Во мне огни последнего ночлега
Еще горят, еще взыскуют веры —
Не в Бога даже… Веры в человека,
Который станет — жизнь, а не потеря.
Закат сиренев…
… показать весь текст …

— Почему вы не любите меня?

А правда, почему? Я могу найти тысячу ответов на этот единственный вопрос. Милочка, все дело в дифференциальной психологии, понимаешь, мы слишком разные, мы не совпадаем ни внутренними ценностями, ни средой обитания. Или все дело в химии, в биологии, мы не сошлись запахом, формулой, двумя вздыбленными молекулами. Или не случился Божий промысел, нам не суждено, не судьба, мы фатально чужие. Или самое примитивное — а почему кто-то должен тебя любить? Дорогуша, в этом…
… показать весь текст …

Он когда-то любил очень сильно,
Улыбался еще не устало.
Но в заглавии каждого фильма
Ощущается призрак финала.
Так бывает. Все в жизни проходит:
Одиночество, вера и счастье.
Человек, подводящий итоги.
Человек, уходящий в ненастье.
Он, конечно, хотел все исправить,
Он метался от случая к страху,
Но разлуку в осенней оправе
Все хранил у себя под рубахой.
Он себя ненавидел до дрожи,
Но ловил сердцем каждое слово.
… показать весь текст …

..
Ты занавес, ты реквием, ты вечер,
Ты эпилог, одетый в человечий
Короткий срок, сплетённый из венков
Пропащих пятниц, скучных четвергов.

Ты — это титры с перечнем любимых,
Ты вековая тихая терпимость,
Ты рушишься, смеркаешься, стареешь,
Но как прекрасна родинка на шее.

И пусть не юность, пусть давно не детство,
В тебе есть сцена, а на сцене действо:
Весь мир стоит, и он угрюм, как Гамлет,
… показать весь текст …

..
Что ты можешь сказать мне нового? Что стихи — это только плешь
На затылке всего прошедшего? Что ни шерсти с них, ни рубля?
А я знаю. Я сам растраченный. Покатился по полю — срежь
Эти маки и эти маковки. А не то зацветут поля.

Да, я знаю, я сам исписанный. Я подгрудный еловый сбор —
Принимать по стакану вечером, пока звезды стоят кругом.
Только, кажется, не закончится этот долгий бездарный спор:
Спор любовника с импотенцией, спор поэзии с топором.

Да, я знаю. И тоже, в принципе, соглашаюсь порой молчать,
Потому что слова бессмысленны, не заменят простой сохи,
Не залечат простой царапины, не окупят твою печаль.
… показать весь текст …

Когда-то ты была ребенком. Каждый новый день в твоей жизни был Событием, самые простые вещи ты смеясь превращала в удивительную игру, а за каждой дверью пряталась сказка. Ты умела мечтать и любила танцевать под дождем. Потом ты стала взрослее, ты открыла двери в сказку и нашла там красоту. Переступая порог, ты встретила свою первую боль. Ты научилась грустно улыбаться и забывать свои сны. Ты впервые узнала что слезы соленые как море. Ты увидела Море. Время шло, и однажды ты взяла его за руку, ещ…
… показать весь текст …

Прими меня в багряной пелене
Моих горячек сердца и рассудка.
Прими — и как на карте видь во мне
Маршрут домой
И бедствие,
И дудку
В руках умелых звездных сорванцов.
Прими меня — как примет чашу путник,
И поднимая пыльное лицо,
Отдаст богам частицу своей грусти.
Прими меня, как самый смертный яд,
Как самое потребное лекарство,
И там, где раньше был один лишь я —
Взойди и царствуй.
… показать весь текст …

Твое прикосновение жалило меня так,
Что с тех пор болит под кожей.

Боже…

Иногда я такой романтичный дурак,
Но иногда мы с тобой похожи.

И ты тоже хранишь меня как подростковый секрет,
Как фиалку между страниц зачитанной книги,
Как хранят тепло в негреющем декабре,
Когда снег над миром — как крупная вороника.

Воротник приподнят. Морозит. Тяжелый век.
… показать весь текст …

Сгори дотла. Легко, без предрассудков,
за просто так, за миг — сгори дотла.
И выйдя в ночь, случайной проститутке
за поцелуй в скулу отдай талант.
Найди в ней море. Если хочешь — космос.
Брось на кровать и вслух читай стихи,
себе являясь кем-то незнакомым,
рождаясь зверем из-под шелухи.
Сгори дотла, сожги в себе пустоты,
залей глазницы черепа вином,
чтобы понять в конечном счете — кто ты
и для чего искал себя во всем.
Чтобы за миг пересоздать основы,
переосознанно глотая горлом жизнь,
… показать весь текст …

Мне так много хочется тебе сказать, и я говорю — бесплотным телом мысли. Выхожу в сад, в котором распускаются новые цветы, смотрю на них, думаю — а сам с тобой разговариваю. Все время, что у меня есть — я думаю тебе. Ливень был, я этот ливень тебе рассказывал. Цветы рассказывал, тоску рассказывал, страницы книг, песни, желтый свет торшера. И даже тебя — как ты спишь, как пишешь письма, как касаешься пальцами стекла между нами. Все — тебе. Несу, как в ладонях, но никак не могу донести. И от этого…
… показать весь текст …

Послушай меня, это точно —
у каждого из нас с детства есть свой опыт одиночества:
опыт давать имена игрушкам в пустой комнате,
опыт испытать что-то важное и долго об этом помнить.
Читать книги, считать, что герои на нас похожи,
говорить с зеркалом, улыбаясь и корча рожи,
придумывать из бумаги птиц или рифмы писать на бумагу,
изучать гороскопы, карму и верить в магию,
построить из кленовых листьев смешной корабль
или безумные рукописи на обоях в спальне корябать.
То есть занимать себя собой, не отвлекаясь на внешнее,
находя новый мир в голове, изучая вещи,
пока не появится тот, кто окажется интересным,
кто сможет преодолеть любимые фильмы и песни.
… показать весь текст …

Каждую ночь она засыпает одна. И лежа в кровати, обняв тонкой рукой подушку, она смотрит в окно, за которым падают листья на мокрый асфальт. Они падают бесшумно, но она слышит каждый удар листа о землю. Может быть, это удары её собственного сердца. И листопад превращается в странные, страшные часы, отчитывающее её время, её дыхание, и тьма за окном всё плотнее, и мир всё меньше, он становится крошечным, сжимаясь до размеров зрачка, он становится тесным, душным, а её сердце в нём — огромным, разрывая пространство, достигая мечтами самых дальних миров, оно стучит всё быстрее, всё более жадно глотает чужое тепло, всё отчаяннее ищет кого-то на тонущих в свете фонарей улицах городов, на тёмных тропинках забытых богом лесов, в гулкой пустоте степей и на томных влажных пляжах… А вокруг всё быстрее падают листья, падают стены, падают звёзды, падает небо…

А там, знаете… Наверное, уже такие светлые прозрачные дни начались. Осень — она как тонкое стекло, вся хрустальная. Стекло, сквозь которое мы смотрим на небо. Летом эти стекляшки цветные, матовые, мутные от жары, а осенью они обретают прозрачность самого тонкого льда. И свет сквозь них особенный — настоящий.

Но в то же время осень — это стекло, сквозь которое мы смотрим на самих себя. Встречаем собственное отражение в каждом опавшем листе, в туманном иглистом выдохе леса, в стремительно чернеющей воде, во всем этом прощальном танцевальном па природы, говорящем о головокружительной красоте всего смертного и недолговечного. Немного грустим, немного любуемся. Только так и можно смотреть в осень — с печалью и чувством благодати. Только так можно смотреть в себя.

Я стану новым. Я раскрашу сны
Цветным стеклом разбитого рассвета,
Я стану злым, веселым и больным
Горячей правдой выпитого бреда
Любви и страсти, секса и стихов,
Дождя и света, павшего в ладони.
Я стану новым четкостью шагов
И строгостью уже иных агоний.
Я буду по другому целовать,
Слегка больней, чуть более жестоко,
Я научу созвездья танцевать
И расскажу о сладости пороков.
Я стану новым. Сильным? Может быть.
Соединившим вечность и минуту,
… показать весь текст …

Есть водоем в маленьком мире твоем,
Там мы вдвоем — воду чистую пьем.
Что нам вода? Звонкая — как стихи,
Будто бы рай монеткой летит с руки.
Я бы сюда даже из смерти пришел —
Вот же тропа,
Вот этот водоем.
Ты мне глазами, милая, стелешь путь,
Ты маяком издали светишь «будь!»
Буду! А как не быть — если у воды,
В свадебно-белой дымке склонилась ты?
Пусть я дурак, и небо во мне — за так,
Твой водоем — помнит меня всегда,
Твой водоем — один такой на земле.
… показать весь текст …

Человек со временем меняется: меняются его идеи, ценности, приверженность и вера в те или иные слова. Лично для себя я не нашёл тех слов, в которых я уверен настолько, что могу сделать их своим девизом, жизненным кредо или чем-то аналогичным. Которые я просто захочу сохранить с собой навсегда. Потому что завтра я буду уже другим.

Иногда стоит перевернуть этот мир вверх ногами. Не ради больших перемен и восторженного взгляда души, а просто так, от нечего делать. Проснуться в своей кровати, принять душ, а потом пойти и покорить Эверест. И станцевать на его вершине безумное танго со всеми ветрами, смеясь в пропасть неба. Или прочесть свежую газетку, выпить чашечку кофе и прикурить первую за день сигаретку от жерла действующего вулкана. Можно закрыть любимую книжку, зевнув, нелепо пошутить, наклониться, чмокнуть в нос дорого…
… показать весь текст …

Вот и все, что осталось — ресницы травы у ноги.
Я считал эту землю лицом, целовал ее в губы.
Я родился и был как она — молодым и нагим,
время больно ударило в грудь, сделав тщетным и грубым.
Вот и все, не осталось плодов ни любви, ни труда,
словно был я не срубом избы — сквозняком на дороге,
словно все свои годы бездумно стремился туда,
где трава поднимает свой шум изумительно долгий.
Вот трава, это все, чем осталось еще дорожить,
что пока еще трогает кожу несведущей лаской
и способно хотя бы случайно коснуться души,
защемить красотой и внезапно заставить заплакать.
Вот и все, вот и все, вот трава, я ложусь на нее,
я когда-то был тоже травой, я дышал ее звуком,
… показать весь текст …

Где я живу?
Мне кажется порой, что Бог — художник,
сюрреалист ножей и тонких ножек
столов — за ними пьем мы, женимся и умираем.
Художник рая
и той другой реальности, в которой
в структуру города ползет метро кротовье,
и гул стоит — назойливый, мушиный.
С-неба-уборочные здесь машины
сметают с грязных улиц перья ангелов.
Здоровье — в гранулах,
душа — в транскрипции и невозможна к чтению,
но заменима томиком Есенина.
Где я живу?
… показать весь текст …