Немного лирики под перестук дождя. Через стеклянный замок перламутра. Лишь две минуты ровно подождя Под глянец раздерется нутро. Сдерётся грязь до розовых костей. Наутро только кофе будет свежим. Накликав перевыпуск новостей. О солнце и буране снежном. Немного горькости просроченной любви. Под тёмным и несладким шоколадом. Из гипса изваянием… замри. И всё ничтожно… Пока ты где-то рядом. Но не со мной.

А пустота в душе совсем не лечится. Выгрызая внутри тоннели длинные. Чтоб распутной бесстыдной женщиной Станцевать на моём имени.

А хочется немного помолчать. Без всяких там придуманных наречий. Обнять тебя… И остро заскучать. В то время, как во тьме погаснут свечи.

А хочется немного подразнить. Совсем лишь чуть. Чтоб обо мне мечтала. И крепко так… края соединить. Тугим кольцом из жёлтого металла.

А хочется так много… прокричать. Что ты одна способна пульс прослушать. Сквозь толстый щит, когда его убрать. Лишь ты способна слышать душу.

А хочется… Без слов. Без крика. Без границы. Прижаться лбом к пылающей щеке. Чтоб щекотала… чёрными ресницами. И пальцы девичьи в зажатом кулаке…

Это слишком твоё. Эти сладко-лимонные пальцы. Это слишком твоё. Полнота вредно-скривленных губ. Это слишком твоё. Обернуться и не остаться. Это слишком твоё. Вместо клетки серебряный куб. Это слишком твоё. Черно-белая страсть Паганини. Это слишком твоё. Непринятье клянущихся лиц. Это слишком твоё. Никогда под руками чужими. Это слишком твоё. Перевёртыш остывших страниц. Это слишком твоё. Непонятность и дерзкость наречий. Это слишком твоё. В каждый взмах — сто ударов плетей. Это слишком твоё. Но удары не делают легче. Это слишком твоё. Баста — Зиверт… Давай. Не болей.

Утратили ценность зелёные листья.

Раздели же со мной одиночество. Белый лист и пустую постель. Сделай то, что давно уже хочется. Все закрытые двери — с петель. Сделай что-то совсем непохожее. Как и ты непохожа ничуть. На толпу между мясом и кожей. Словно шарик серебряный… Ртуть. Сделай что-то совсем идеальное. Словно кофе с лимоном в ночи. Под хрустящим одним одеялом. Сжаты пальцами пальцы. Ключи. Сделай что-то совсем непонятное. Словно вышла Ока с берегов. И последними мокрыми каплями Нас на встречу сподвигнула вновь. Сделай что-то совсем сумасшедшее. Словно отблеск эмоций в скандал. Сахар с солью замешанный с перцем. Запах ветра. Дождя. И сандал.

Не сходи ты с ума. Это просто унылые песни Одичавшей без кофе скрипучей луны. Это просто сердца у людей в неположенном месте. Это просто вода вместо пепла и вместо золы. Это просто концерты охрипшей от холода птицы. Это просто замерзла в движении моря волна. Это просто туман, просто сырь на пушистых ресницах. Умоляю, молю, заклинаю — не сходи ты с ума. Не жалей ни о чем. Просто мокрые строки безумца. Просто серая кошка предрассветных окон. Просто ноты осенние тихого блюза. Просто строгие лики старых икон. Не сходи же с ума. Разделяй и приветствуй. Новый свет у своих снеговых берегов. Будет сердце опять на положенном месте. Без печати, тоски и кошачьих замков.

Осенний предрассветный сумрак напоминает серую домашнюю кошку ластящуюся к ногам. Не даёт ступить и шага без своего присутствия…

Настроение дня — гладкий бумажный листок с тысячью начерченных рун, перечеркнутых остервенело. А сам листок смяли и выбросили. Потом достали и бережно разгладили. Чтобы в конечном итоге разорвать и рассыпать словно первый снег…

Как провинившемуся псу хочется подползти на брюхе… к хозяйке. К ней. Одной. В бархат её ладоней… К шелковистости губ. К ласковому журчанию голоса… Я тысячу лет не слышал её. Я тысячу лет её не видал. И моментами обуревает это безумное желание. Растолкать всех рядом с ней. Чтобы видела только меня. И ползти… ползти, не отрывая взгляда… _Но я остаюсь на месте.

Внутреннее ощущение права собственности на человека гораздо сильнее здравого смысла. И даже гораздо сильнее обиды на этого человека.

Туман ложится. Серой шапкой.
На многоточия домов.

За горой повседневных забот скрывается самая настоящая внутренняя пустота…

Стой. Остановись. Прислушайся к себе. Попробуй поймать ритм сердца. Условие, по которому гоняется кровь по твоему чертову организму. Условие жизни. Условие ради чего ты дышишь.

Пытаюсь. Попытка раз. Попытка два. Попытка три… И тут я понимаю, что у меня больше нет сердца. И в любую минуту свободен выйти в окно.

У Бога всего много. Всех времён года. И каждая пора хороша по своему. Резкость и чистота зимы плавно перетекает в зелень и ветренность весны, затем в краски и зной лета, чтобы осенними краснощекими яблоками упасть в шуршащую листву.

Людей манит вовсе не красота мест. Людей манят к этим местам воспоминания о других людях.

Кошачьи клубочки рядом на постели, это не только согревающие и мурлычащие комки хитрозадости, но и триста-четыреста килограммов топота глубокой осенней ночью.

Взбалмошные Близнецы не умеют себя контролировать в гневе. Понавыскажут все. Что было и не было. И бьют по самому больному. Точными ударами. Не понимая, что хреначат по живому. И безвозвратно. Что отмотки назад уже не будет, что лимит доверия не бесконечен. И то, что дали им в руки как ценность, нельзя оборачивать оружием. Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Сумасшествие. Ходить за нею следом. Подглядывать в замочные скважины.
Мечтая оказаться тёплым пледом. Или сорочкой её. На теле горячем, влажном. Сумасшествие. Втягивать воздух как дыхание. Чуя запах отцветшей осени. И молча стискивать челюсть упрямую. Рукой в ежов затылок с проседью. Это сумасшествие. Личное. Незапятнанное. Болезнь и крест. Знакомый каждому. Влечение. Дикое. Страшное. Непонятное. Хочу сорочкой ее. Но… уже неважно.

Самоощущение: самовнушение, самокритика, самобичевание… самообман.