Мокрый весенний дождь всё мочил мои душевные лужи. Разбивал каплями неподвижное зеркало, нагоняя на меня мурашки.

Ему сулили сплошную облачность. Туман у белой живой реки. Нежнейший шарм заместо пошлости. А кто-то любит его таким. Разбитым в клочья усталым путником. Что вместо света несёт печаль. Ломая судьбы руками грубыми. Не оставляя потом на чай. Рыжейшим пламенем лесного, дикого. С водой у талых весенних рек. Все пули будут насквозь убитыми. Не замедляя свинцовый бег. И с каждой каплей в разбитых истинах. Исстает в пепел чуть слышный дым. И снова небо… кристально-чистое. А кто-то любит его таким.

Вместо тысячи слов — рыжий всполох проснувшихся спичек.

Стук твоего сердца вибрирует отзвуком в моей душе.

…к таким как ты… бежать хочется даже со сломанными ногами.

Тебя писали красками в состав которых будто замешана моя душа.

У меня перед тобой за пазухой только сердце… Но разве его можно засчитать за оружие??? Когда ты начинаешь откалывать от меня по кусочку… За чужие грехи.

Но у нас нет нового корабля… Я вообще без него, а у тебя уже есть свой. Побитый морем, штормами и временем. Нам придётся латать и чинить именно его.

Даже нарисованные глаза могут заплакать, если боль нестерпима.

Просвет — всего лишь клиренс между землёй и моим днищем по жизни.

Рыжим всполохом. Красной искоркой. На ладони ложишься бескрайностью. Что в глазах твоих? Небо чистое. И вода под кричащими чайками. Рыжим пламенем. Красной камедью. У плеча так удобно разместишься… И вливаешь в меня, звонко капая: это ж я. Золотая женщина.

Да. Я расстроен. В мире чуть меньше такта. Чем ожидалось снега с больших вершин. И в каждой плитке горького шоколада. Меньше какао чем солнца в тени души. Помни: в трещинах старых сосновых досок. Все же витает запах былой смолы. Письма в тоске по ладоням сургучного воска. Спрячутся в листьях Экзюпери. Маленький принц всё-же не грозный рыцарь. Гаснет на небе (уж спать пора) звезда. Что-то хорошее тебе пускай приснится. Ну, а теперь. До раннего. До утра.

В темноте моей души бессильны даже самые чёрные кошки.

Невозможно настроить скрипку не касаясь инструмента.

Возьми и придумай мой призрачный мир. Под тихие всхлипы чуть слышного рока. Назначь палача в многоглазье квартир. Прими на себя полномочия Бога. Возьми и придумай своё колдовство. Красивую ведьму, что раньше сжигали. Возьми и придумай всемирный потоп. Без рангов, отличий и прочих регалий. Возьми и придумай мне солнечный свет. Баллон к ИВЛ в дефицит кислорода. Придумай мне Будду, японский Тибет. В болоте нащупай наличие брода. Возьми и придумай для грешной души. Стань центром, ядром, отраженьем Вселенной. Взяла и придумала? Теперь сокруши…

В солёной воде шапкой вспученной пены.

Налет предзимней тишины
Как одеяло ранней птахе.
Без крика, дыма, суеты
Так только осень… осень пахнет.

Краснеют яблочек бока
На ветках гибких и холодных.
На речке… много молока.
И звери в распушистых тогах.

Тиха осенняя пора,
Тревожны только птичьи стаи.
Им на юга теперь пора…
Подняться в высь. И в ней растаять…

Избитыми рифмами наперекосяк.
Лишь три кита в поддержку мира.
И листья в осень уже горчат
В окно влетая приквартирное.

Под звуки бьющейся воды
Заплачет истеричка-скрипка.
Я буду вровень так, как ты,
В Джоконде главное — улыбка.
Я буду вровень, без прикрас,
Оставлю вмятины на солнце.
Камнями пичканный матрас,
В мохито красно-бурый стронций.
Я буду вровень. Белый слон,
Совсем не тот, что как привычка.
Развеет дым, как страшный сон.
Во след огню за чёрной спичкой.
Шагая пальцами парад,
По смятой форме покрывала,
… показать весь текст …

Внутренняя окаменелость — признак либо усталости, либо равнодушия.

Здесь пока ничего нет.