Можно корпеть всю жизнь над музыкальной теорией, а потом придет гений, из которого бог выплескивается так же легко, как дыхание, и он скажет тебе — ах, Моцарт, вы скучны. И положит руки на рояль, и будет играть преотвратно, потому что он избалован своей гениальностью, ему не хватает формы, упражнений, мышечной памяти, он может играть ужасно с точки зрения формы, а ты, которого с четырех лет насилуют клавишами, ты будешь стоять и плакать, оттого, что вот это существо так нагло и походя, так мимоходом вывернуло тебе душу. Зевнув предварительно — «Ах, Моцарт, вы скучны». И ты знаешь, что оно встанет и пойдет, оно даже не запомнит, какую красоту вот только что буквально сотворило, потому что искусство для него — рутина.