Тени веточек на обоих качаются.
И времени нет.
Страшно даже — теряется ощущение времени — и не секунд, минут, но веков. Какой век, какая эпоха — двое, вода, статуи, свечи, статуя, капающая светом, как молоком. Венки цветов. Солнце.
И тишина.
Ужасно наполнено делается, мама.
Хорошо, что стоишь на коленях — так тяжело в теле.
И казалось бы — дети, лето, монастырский сад, ничего ведь серьезного, но не с ними.
С ними стоять на коленях в пыли, чувствовать — гравий впивается в чашечки, а двинуться страшно — стоять на коленях в пыли волнительно до мурашек, пугающе, странно — всё, что угодно кроме как театрально.
Стоишь с платком на голове и, наоборот, вся жизнь человеческая, жизни — мелкие, копошащиеся — они смешны. Не театральны даже — бутафорны. Дуты, и не как мыльные пузыри, переливающиеся и легкие, но как надутые лягухи. Надутые бессердечными, непобедимыми существами.
Стоишь на коленях не то перед Девой, не то перед ними, и если не мозгом, то всем позвоночником чувствуешь — это вот, этот гравий, мгновение, клятва, что и не клятва, а — так, напоминание — это вот всё — самое настоящее, что у тебя когда-либо было
и будет.