Ветер с моря, и губы твои обветрены…
Сколько кануло писем с обочины времени?
Ты скиталась солеными километрами
ради права склониться у царского стремени.

Ты платила за каждое слово златом,
незатасканных рифм искала,
чтобы нынче шептать их стражам крылатым
грибоедовского канала.

Ты стоишь, как тезка твоя блаженная,
босиком на снегу, песни ради юродствуя,
и глядят из воды на тебя отражения
Мандельштама, Ахматовой, Блока и Бродского…
… показать весь текст …

Любовь может жить без всяких условий, у ненависти всегда есть причина, любовь дарит счастье, ненависть его разбивает. Любовь — это жизнь, ненависть — смерть. Они обе нужны в этом мире, но любовь всё-таки имеет большую силу. Потому что любовь сильнее смерти, а ненависть растворяется любовью.
Ненависть взрывнее, аффектнее, она сильнее цепляет на свои
адреналиновые крючки, она быстрее заражает душу, требует немедленного выхода, чтобы человек не лопнул от своей же злости, но она быстрее выдыхается, она изматывает и забирает остатки сил, опустошает. Любовь даёт удивительную силу, длительную устойчивость, крепкую опору.
Любовь не имеет пределов, ненависть конечна.

Не попадайся в список белый, где роль избранников проста
и ограничена вольером свобода беглого Христа.
Забудь о том, что не случилось, танцуя против часовой,
где борозду проводит стилос по лунной коже восковой.
Ещё вчера ты был заточен на смерть, что на миру красна,
но и она тебя не хочет — живи воскресшим после сна.
Не попадайся в список черный, не подведи под монастырь,
здесь каждый первый отреченный, читай за здравие псалтырь.
Над куполами птицы тучей — кто божий глас перекричит?
Читай за здравие, не мучай того, кто о тебе молчит.
Того, кто знает, но не скажет, воды в пустыне не проси,
молчанье сказанного краше… язык наш — враг наш — прикуси.
Как тяжелы вериги крыльев и притяжение небес,
и в списке тех, кого любили,
… показать весь текст …

Любовь бывает сладкой,
И предрассветной зорькой,
Любовь бывает гадкой,
Любовь бывает горькой,
Короткой, словно спичка,
И длинной, словно такса,
Красивой, как певичка,
И чёрной, словно вакса.

Какую ты хочешь, какую ты хочешь любовь?
Застигнутый ночью, какую ты хочешь любовь?
Какую ты хочешь картинку с витрины, скажи?
На ту, что ты хочешь… ты пальчиком мне покажи…
… показать весь текст …

Хочется взаимной крепкой зрелой нежной любви, а не отношений, чтобы отношаться.

Всё на земле умрет — и мать, и младость,
Жена изменит, и покинет друг.
Но ты учись вкушать иную сладость,
Глядясь в холодный и полярный круг.
Бери свой челн, плыви на дальний полюс
В стенах из льда — и тихо забывай,
Как там любили, гибли и боролись…
И забывай страстей бывалый край.
И к вздрагиваньям медленного хлада
Усталую ты душу приучи,
Чтоб было здесь ей ничего не надо,
Когда оттуда ринутся лучи.

Поэтесса из Украины Евгения Бильченко прославилась на весь мир в 2014 году благодаря стихотворению «Я — мальчик», объявленному «гимном Майдана». Но с годами она радикально поменяла взгляды. Евгения рассказала, почему поддерживает «русский мир».

От «поэтессы Майдана» до сторонницы спецоперации на Украине

Стихи украинской поэтессы Евгении Бильченко переведены на 23 языка мира, за 41 год своей жизни она выпустила 15 поэтических сборников, но мировую известность в 2014 году ей принесло одно-единст…
… показать весь текст …

Я благодарна каждому, кто был, кто есть и кто будет в моей жизни. И хотя самые жестокие раны я получила от самых близких людей, я благодарна им за всё хорошее, что было в нашей общей истории. В принципе и за другие уроки тоже говорю спасибо, потому как самое главное для меня — искренние чувства. Если не было доброго отношения, а потом это вскрылось, то я предпочту такое знание, чем самообман. Не приемлю фальшь.

Счастья столько, что просто не унести ни в горсти, ни в охапке, — безменом людским не взвесить. У меня здесь срабатывает инстинкт — состоять из планетно-небесной взвеси.

Я ловлю шаровые молнии, плавлю лёд и смеюсь, как умеют смеяться творцы и дети. Жизнь моя, мой стремительный перелёт из вчера — в нарастающий гул столетий.

Не хочу рокировок, рамок, пустых витрин. Для чего-то же Отче вложил в нас живые души. Всё, что я могу уместить внутри, не уместится никогда, ни во что — снаружи.

Потому и счастье нельзя объять, даже если получится сдвинуть горы. Потому и солнечная печать не даётся каждому без разбора.

Когда вы по доброте душевной хотите кого-то спасти из полной задницы, не исключено, что он будет пытаться затолкнуть туда вас. Поэтому лучше оставьте человека в его привычном дивном благоухающем мире. Займитесь собой!

Любовь невозможно растратить, это самовозобновляющийся ресурс.

Так падаешь на самое дно зимы,
и кажется, что зима в этот раз без дна.
О, как наивны осенью были мы,
О, как же много нам обещала она…
Её дары, как медные сундуки,
наполненные дублонами золотых
опавших листьев, выпавших из руки
рябиновых чёток, горечью клятв святых.
(Они благородны, как вызревшее вино,
которое Господь наливает сам,
чтоб было мягче падать туда, на дно
зимы, что в солнце вгрызается по часам.)
Так нас уносит по течению снов
февраль чернильный, вечный terrible enfant.
… показать весь текст …

Эх, была молода,
Но умчались года,
И никто их теперь не догонит:
Ни отважный пилот,
В чьих руках самолёт,
Ни такси, и ни резвые кони.
У меня за плечами багаж,
А у них на ногах скороходы…
Неужели списали в тираж
Мои самые лучшие годы?
Где-то был белоснежный лоскут —
Аккуратно крыла залатаю,
И пускай себе годы идут,
Ну, а я… Я ещё полетаю.

…И если вспомнить самое счастливое в жизни, так это вечерний путь из художественной школы по осенней аллее. С девочкой Юлей, мы вместе возвращались домой.

Мы просто шли и разговаривали о поэзии. И ни о чем больше.
Мы ещё никого не любили. Мы ещё любили всех. Мы ещё не знали жизни. Мы ещё знали и понимали ее лучше, чем сейчас, когда нас тяготит земной опыт, как тяжёлый этюдник…

Мы ничего не имели; ничего своего. Ни своего жилья, ни денег, ни работы. Нам ни о чем не надо было заботиться. Потому…
… показать весь текст …

Тремор, придав движение одеревеневшим пальцам,
Передается клавишам, срывающимся с тэ девять.
Ада девятый круг, где не принято отсыпаться, —
Се Интернет мой, не для гражданских (они же — дети).

«Ты жив?» — размножаются шифры в секретном мессенджере.
Вопрос повторяется девять раз, как некое заклинание.
Вижу: «Вчера был», — значит, сегодня, сцуко, он бьётся в месиве,
И я ни хрена не знаю: он — в окопе, я — на диване.

«Ты жив?» — спрашивает мамуля у Василька из-под Волновахи.
«Ты жив?» — спрашивает наводчица у разведчика из Херсона.
«Ты жив?» — вопрошает Родина, выплясывая на плахе
Ленинградской ночи, белой и чёрной, заснеженной и зелёной.
… показать весь текст …

Не про любовь, не до неё… и всё же —
нежней пургу гоните, господа…
трещит земля по швам, меняя кожу,
и смешивает с пылью города.
И смерти нет, когда она условна,
и жизни нет до той поры, пока
всё по любви взаимной безусловно,
до первого хорошего пинка.
И нет вопросов к Богу, ибо в кассу,
а там встречают нас не по уму,
даёшь луну из секонд хенда в массы —
аминь не воцерковленной Муму.
И бьют в там-тамы, растеряв айфоны,
кузнечики на завтрак — просто ахх,
… показать весь текст …

— Вокруг нас текучий, нестабильный, сверхбыстрый, гибридный, мерцающий мир, которому мы не можем верить.
Нам в нём жить. Как?
В цифровой реальности помнить о тёплых отношениях с живыми людьми. Мне не нужен знающий человек — для знаний у меня компьютер есть. Мне нужен человек, к которому я могу прислониться, поговорить, выпить — закусить, наговорить глупостей. Чтоб он мне сказал — какая же ты дура! Не цифра мне нужна, а живая ткань — подруга, исповедник, психотерапевт.

Другого выхода я не вижу.

Неспокойно видеть тебя во сне — не в твоих привычках ходить по снам. У меня залив заметает снег, у тебя на юге почти весна. Между явью и навью калинов мост, над забвением кружатся мотыльки, мы стоим вдвоём в тишине немой — не коснуться губ, не подать руки. Там, за кадром, мир набирает крен, люди падают с запада на восток, и становится памятью имярек, и и становится лезвием лепесток. Там, за кадром, вспышки иных миров, океаны, огненная земля, этот сон разделит нас, как порог — мы ему не вправе не позволять. Мы пришли сюда постоять над тем, что когда-то было живой рекой, оказать почтение пустоте, оказаться рядом и далеко. Ночь закончится — каждый проснется жить с тем, чего и выдумать не могли.

Сын родится, ты ему расскажи:
юг и север
на разных
концах
земли.

…а когда я уеду, мой свет, навсегда уеду, нарисуй меня с рюкзаком зелёным и в белых кедах, нарисуй акварелью море, слепой маяк, разглядевший мою улыбку, мой тайный знак.

Я уеду, — ищи под обложкой книги, мне из всех существующих мировых религий ближе та, что начертана на скрижалях, и словарь профессора Розенталя. Буквы мне присягнут на верность. Дерзость? Да, безусловно, дерзость, но нести в себе смыслы и этажи, понимая, куда нас приводит жизнь, — это тоже бесстрашие в высшей мере, привыкание к атмо- и к биосфере.

Всё неважно, забудь!.. Нарисуй мне птицу, я возьму осторожно за край страницы, буду слушать, как машет она крылами, и останусь, останусь с тобой — стихами.

Можно сколько угодно бороться, бежать, исследовать
Всю свою уникальность. Достаточность. Самоценность.
Но приходишь к тому, от чего убегал заведомо:
То, что всё заменимо. Но нежность всегда бесценна.

И опять понимаешь, что невыносимо хочется,
Так, как в засуху ливня, как в полдень июля — тени…
Чтобы кончилось это бл@дское одиночество.
И его голова бы легла на твои колени.

Что ищи не ищи смысл и суть, и предназначение,
Если не с кем делиться — то чувствуешь, что увечен.
…Боже, как же прекрасно взаимное притяжение.
Настоящее.
… показать весь текст …