мобильник сдох. у компа глюки. стишок застрял, как в горле ком. да плюс — орут вороны-суки и над окном, и под окном. и нет житья от вредных кошек, и засосал вонючий быт. лишь я один такой хороший, что даже зеркало тошнит. но мне от этого не лучше. мне легче быть самим собой. мне хочется орать и глючить. и сдохнуть (на часок-другой). и, пробудившись худо-бедно, невнятной нежностью хрипя, обнять ворон и кошек вредных, и (за компанию) тебя

средь кровно вспыхнувшей листвы
и ускользающего лета
живи.
где хочешь, но живи.
как хочешь,
но живи
хоть где-то…

не исчезай из мокрых глаз.
и помни и в душе, и в слове:
у этих листьев и у нас
одна и та же группа крови

а может, всем уйти в монахи? забыть айфоны и фейсбук, и жить, как братьям, в Божьем страхе, сажать картошку, лен и лук. и в чистоте молитв вечерних вдруг достигать сквозь мыслей шквал таких высот неимоверных, где и Гагарин не летал. прислушиваться сердцем к Слову, в охотку сметывать стога, и добродушную корову водить на сочные луга. баюкать душу в трубных звуках летящих к югу журавлей… но кто же будет в сладких муках на белый свет рожать детей, писать стишки, людей смущая…
но может — Господи, прости! — одно другому не мешает, когда вокруг любовь и Ты?..

ни гордость, ни глупость, ни честность,
ни темная прядь в седине…
обнять бы — и сразу исчезнуть
друг в друге, внутри и вовне.

под снегом уснувшее древо,
умолкший айфон на столе.
я съел твое яблоко, Ева.
зажмурься.
нас ждут на Земле

остынет, как укус пчелы, дурная мысль на солнцепеке. из теплой летней полумглы сошьется помысел высокий. и будет все чин-чинарем: пропустят музы по рюмашке, и выйдет месяц с фонарем мести синичкины какашки, ворчать: «опять не повезло! и сколько ж в божьих птичках дури!»
махну ему рукой:
— алло!
зайди… маненько перекурим…

ах, сколько б ночей не насыпал июнь
в траву моей жизни густую,
из снежных, горчичных и глиняных лун
я снова найду золотую.

нет, я не присвою чужого огня
(ни злата, ни цвета, ни хлеба).
она посидит на плече у меня
и вновь воротится на небо

лишь одной переполнен виной, непроверенной, глупой, постылой, что любовь моя к женщине милой проще женщины этой самой. как она и смеется, и лжет, как смакует черемухи горстку, как она удивительно пьет, словно птичка, за час по наперстку. и грустит, будто впав в забытье, и щебечет какое-то слово. неужели я стою ее, коль на локоть поближе чужого… смотрит близко, душой далека, изумленно, как фея на лапоть. словно хочет убить и оплакать (или лапкой потрогать слегка). вот она закурила опять, вот она на прощанье кивает. это горько. но это бывает.
и молчок.
и о чем горевать…

уже на крышах можно танцевать и девушкам-веснянкам красить губки. и гордых дочек замуж выдавать, и отдавать в починку полушубки. и хоть весна споткнулась о войну — о злую силу праведная сила, война не может отменить весну (хоть и весна войны не отменила).
а мне еще пора помыть крыльцо и высыпать заначку из копилок. и твой, прощаньем пахнущий, затылок вновь переделать в милое лицо

даже это небо тянет ко дну,
и неважно, есть ли у него дно.
гляну вверх: утону иль не утону?
все равно притягивает оно.

иль умнее стал, или так же глуп
(или просто высохло на губах молоко).

гляну снова вверх (или все же вглубь?):
охренеть, родные, как глубоко.

и кружИт по свету тщета моя,
ищет что-то в странной той глубине.
… показать весь текст …

когда прольется из икон
в ответ на шепот мой молящий
звоночек,
восходящий в звон,
не колокольный, а парящий.

и мир наполнят голоса
простосердечного Прощенья,
и ты закроешь мне глаза,
застывшие от восхищенья.

и, чмокнув в лоб на посошок,
испьешь стакан (наполовину),
… показать весь текст …

а хочется
жить как хочется
сколько хочется
там где хочется
и любить кого хочется
и нести всю жизнь отсебятину
неизвестно кому и зачем
как кота в мешке
и улыбаться думая

вдруг пригодится

«Подожди немного…»
М.Ю. Лермонтов

дворик, млея, плавится от лучей-печей. две хозяйки лаются из-за мелочей. под кустом акации спит роскошный кот. на подземной станции дремлет сторож-крот. время не беременно, чтоб толстеть-расти. время может временно вовсе не идти. под кустарник старый, обратившись в тень, ляжет, как котяра, и проспит весь день. не пыли так пыльно, душу не томи. не ругайся сильно. улыбнись. пойми. как поведал хмуро мученик мечты:
— подожди, придурок,
отдохнешь и ты…

а завтра по солнечно-мокрой обители
под стрекот сорок и смешинки синиц
степенно пройдут молодые родители
с ребенком, с лапшой и с кассетой яиц.

и, будто бы в песне, плывя вдоль по Питерской
(святое семейство плюс бабка Весна),
они обласкают улыбкой родительской
скамейку, сосну и меня, пацана.

в их мире весеннем (коротком и радужном)
люблю подремать
(уходить не люблю).
они уже близко.
… показать весь текст …

и сколько не слушай дурную кукушку,
но, снова взлетая душой в стратосферу,
все то же и то же храним под подушкой:
надежду и веру, надежду и веру.
и, сколько рулеткой не мерь безучастной,
но ведь все равно в нашем омуте тихом
счастливей любви не придумали счастья,
страшнее любви не удумали лиха.
и, сколько б не врали в свободном ютубе
о духе и теле, о злом беспределе,
голодные птички отечество любят
(а сытые птички давно улетели).
и, сколько не падай вчера и сегодня
от поднятой ноши, от выпитой чаши,
… показать весь текст …

наши плотные занавески
дымом пропитаны.
наши тайные человечки
никем не считаны.

наши верные санчопансы
грустят и мыкают.
наши злобные карабасы
жуют и хмыкают.

будто заперты в карантине
от лишней лихости.
и никто их из нас не вынет,
никто не выпустит,
… показать весь текст …

а если остановятся глаза, уставившись в невидимые бездны, я подойду под эти образа и помолюсь за синий цвет небесный. за желтых одуванчиков разлив, за красных роз чуть пьяное дыханье, за клейкий и зеленый запах лип, за черных гнезд вороньих колыханье. за серебро моих снегов и слов, за розовость последних детских снов, за многоцветность, из которой выпал. за ночи фиолетовую грусть, за серый день, что помню наизусть… я помолюсь (а раньше б просто выпил)…

бессмысленна
чашка, разбитая в злости.
бессмысленны
водка, стаканы, сырки,
и старый кондуктор,
и умный компостер,
и наши болячки,
и наши стишки.

киношки и книжки,
сады и надгробья,
гренадская волость,
высокая честь
бессмысленны,
… показать весь текст …

с нежным треском плывут паутинки, млеют яблоки в красном ведре. кошка Лиска в стиральной машинке спит, как суслик в железной норе. тишина вызревает такая, будто сверзится небо вот-вот. будто в поле меж адом и раем ищет сам себя целый народ. ищет тень беззаботности прошлой, вспоминает исток и родство. ждет неслыханной милости Божьей иль нещадного гнева Его. а пока на щеках ни слезинки и безоблачна тайна небес, все плывут и плывут паутинка… словно мысли, обретшие вес

закрыт Парнас, стишок закончен, заткнута черная дыра. будь человеком, телефончик, не вякай больше до утра. уже бредет лунатик-хроник по скользким крышам через мглу. будь человеком, белый слоник, не топай ночью по столу. колючей звездною морошкой зарос небесный огород. будь человеком, друг мой, кошка, не мни мне лапками живот. будь человеком, человече, не убивай и не кради. давай с тобою делать свечи из этих искорок в груди. из рифм, из слез, из свет-церквушки, морошки мокрой во горсти. иначе как же друг до дружки по скользкой жизни нам дойти…

Хулиганы
…
туманный денек выходил из тумана.
пульсируя, в небе дрожало светило.
— вот так и учи вас —
сказала Марьванна,
а после в учительской долго курила.

и мы не смеялись, вину сознавали,
как стайка смущенных моральных уродин.
и вроде бы как бы ее понимали,
но это ведь как бы,
но это ведь вроде…
… показать весь текст …