Сначала я хотела быть женой. Чтоб колечко на пальце и обязательно общая фамилия. Зимой овощи отваривать на оливье, летом огурчики в стерилизованные баночки закатывать. Жарить рыбку по субботам с кусочками лимона; стопка аккуратно сложенного постельного белья на полках. Даже его обувь мыла бы с удовольствием. В супермаркете три полных пакета накануне прихода гостей. В полночь выключать ночник на прикроватной тумбе: «Я спать! А я ещё немного почитаю».

Любовницей тоже хорошо. Туфли со стразами — три полки в кладовой, частые походы в салон. Никаких тебе грязных носков, свекровей, пива и дивана. Не жизнь — праздник. Кулоны, браслеты, годовой абонемент в подарок и заграничный паспорт с штампиками. Чуть, что не так — прощайте сударь, и никаких судебных разбирательств. Выгодно, удобно, но есть побочный эффект — постоянно хочется закатать огурчики — ставить некуда, там же туфли.

Хочешь я останусь с тобой. Под южными солнцами, узорами, тенями. Я по венам твоим проплывая раздетая, вечно голодная стану свидетелем твоих мыслей осколочных, многолетних и истинных? Я заполню твой дом фарфором, тарелками, тонкими нитями, мечтами на подоконниках и расцветёт твой старый балкон. Хочешь почувствовать кубиком сахара на дне твоей чашки со шрамами старыми как же ты долго за мною идёшь? Всё годы с тобой у нас разворованы и стёклами битыми гаснет твой взор. Я пальцами мягкими недолюбившими хочу передать тебе цвет бесконечности. Брось все дела скорей суетливые, хватай звезды горящие, потрать все остатки коротенькой вечности сегодня, сейчас и на нас. Я жду у подъезда. Заказала камаз.

Две тысячи двадцатая весна крадётся светом по паркету и свежую газету читает город, крутит у виска. А я с утра ещё прочту страницы Мураками, а тем же вечером руками схвачу созвездие стрельца. Узнаю тайну мотылька, наверное, я в изумруд покрашу стены к середине двух часов, и как всегда, закономерно, разгадано мировозрение моих загадочных шкафов.
Закину в суп лаврового листа и, с ожиданием письма, затею разговор с вороной, ещё вчера такой проворной, сейчас помешанной слегка. Кто виноват что между нами сингулярность? Мне дышится давно без помощи твоей, закрыта плотно дверь — проверь. Ты потерял в моих глазах всю популярность и актуальность скоропалительно минувших дней.
Твои дела, уверена, моих похуже, внутри все тот же март и лужи, а у меня не рвётся нитка изнутри; становится все тише, глуше, лишь суп бежит стремительно с плиты.

Дурочка, влюбляйся в комбайнёра. На кой тебе все эти, на сто раз проверенные, если есть комбайнёр. Красавец-мужчина! Пьёт только в январе, пока не сезон (а в январе вся страна пьёт). Плечи могучие, зарплата огромная, ручище с Австралию. К полудню ближе повяжешь белоснежный платок на голову, платье небесных цветов наденешь, возьмёшь крынку с молочком и пойдёшь в поле. Рожь колосится, березы русские и твой загорелый, машинным маслом пахнущий.
— Устал, миленький?
— На тебя еще хватит, голубка.
Вечерами будете гулять по просёлочной дороге, держась за руки. Ты в босоножках и нежности, а он в нательнике и глубокой задумчивости. На руках тебя будет носить на сеновал, на руках, уставшую, обратно. А коли мудак какой в жизни появится так он его вилами или лопатой.
Ни гром с ним не страшен, ни молния. А высшее образование — так оно и так не пригодилось.

— А ваша Сима матерится.
— Так она и пошла рано.

Хочется стать немного добрее этим июлем. Проснуться с росой, под запахи сена и песни стрекоз. Распахнутое окно на первом этаже из простой деревянной рамы, в которое тянет свои стихи золотарник, обнимая люпины. Чайник свистит на газовой плите. Тюль танцует легкий вальс. Под ногами деревянный пол скрипит, а в чашке липа с мелиссой. Хочется стать немного добрее и чтобы часы тикали, но время не гнали. На крыльце беспогодица с колодезной водой, а во дворе черногривый конь /кстати, можно и без принца.

Иногда хочется лиловых георгин с подмороженными листьями.
Без философии «розы vs ромашки».
Вообще без всякой философии и логики.
Какао вместо чай/кофе. Комбинацию вместо футболка/пеньюар.
Резиновые сапоги вместо кеды/туфли.
Горчицу на чёрный хлеб, и никаких борщ/minestrone. Березовый сок вместо водка/вино.
Переставить шкаф, даже если нарушится эргономика комнаты. Европа/Азия заменить на Карелию.
Просто ночью покататься по городу; возможно сегодня и никогда- никогда больше.
Barbie, а не подвеска со стразами Swarovski.
Батуты вместо кино.
А может быть и кино. Короткометражки.
Помыть пол в два часа ночи. Достань мне вон ту сосульку с крыши.
Где мои георгины?
Я передумала.
… показать весь текст …

Такое холодное лето. За окном зелено, а дома серо. Вязаные носки и плед медовый, фарфоровые чашки и дневник Бриджит Джонс. Казалось бы: самое время на трамваях кататься или крикнуть небу с колеса обозрения, чтобы включило цвет еще ярче. И, как лето, я жду тебя девять месяцев зимы, а после совсем не радуюсь.
То ли ты не моё лето, то ли я с осенью венчана.

Дама встречает мужчину где-нибудь в библиотеке, в которую последний раз заходила в девяносто седьмом. Сталинский Ампир, Марксовский «Капитал», а вечером он ее провожает до красного трамвая. Называет его Хорошим. Он и вправду хороший, до такой шкалы, что через некоторое время вся ее жизнь превращается в облако пломбира с карамелью. Липкого, тягучего. Сначала голова кружится, потом подташнивает. Хороший предполагает что она в положении, радуется как ему и положено, но дама уже точно осознает в как…
… показать весь текст …