Сердце моё-
Вершки,
Излишки зелёные
Как глаза,

Как глаза, жёлтые,

Сердце моё-
Янтарь
Ячмень сушеный,
Переплетённый
И скрепленый
Мёдом гуще
Отчаяния.
… показать весь текст …

И тут только я осознал, какая пропасть была между мной и мальчиком-комендантом.

Деньги? Всё дело в деньгах? Рождении?

Побрить его, содрать смокинг… и даже в пыли каменоломен он будет тем, кто говорит — так, всё, кирки подняли, пошли.

Значит, не деньги.

Весь оставшийся вечер я ходил и снимал разницу. И разница эта была в умении наэлектризовывать пространство, делать его своим и податливым.

«Когда ты знаешь, как работать со своими эмоциями — ты можешь считывать эмоции других».

А ведь как невовлекаем этот скот! Они ж не терпят гениев при жизни, им нравятся мощи. Сладкий, безвредный душок истлевшего. Склепики, могилки…

Ты бы видела, что с моим мужем было, когда девка эта взгляд подняла и так настоятельно ему «Луна». У него такие глаза сделались, словно у него прям сейчас инфаркт. И так они стояли друг против друга, настолько оскорбительно лично, как будто она с ним три жизни уже прожила, и прямо сейчас четвертую доживает. «Да», — ответил ей мой муж. Самое возмутительное, что я действительно редко встречала разговоры более содержательные. Займись они при нас на балконе сексом, это было бы раз в десять менее интимным.

Я думал страх это, но не страх, просто ненависть. К себе. Я: За что? ОН: За слабость. Или не так — за то, что хорош недостаточно.

«Когда ты становишься тем человеком, который выстроил уже что-то большое и функционирующее, это всегда приходит с болью и пахотой. Когда ты прошёл через это, через попискивание человечков, о том как ты замечателен, тебе так всё равно, потому что тебе больше не нужны никакие гарантии. Ты знаешь сколько конкретно крови и пота ты пролил, чтобы добиться того, чего ты добился»

Но все люди не до конца понимают, что выбирают.

Еще точнее — никто никогда не понимает до конца, что выбирает.

Все просто делают выбор — ежесекундно. И ежесекундно нужно выбирать правильно.

И ты либо встаешь за свой выбор, либо отсасываешь.

Ты совершаешь ошибки и получаешь за них. И знание, что есть ошибки фатальные… а есть ли они?

Наверняка.

Но это даже не полпроцента от массы ошибок, которую люди по лени своей называют «фатальной».

А если не те полпроцента, то «фатально» лишь то, что ты не исправляешь сам.

Фатально лишь то, что ты не исправляешь!

Самые красивые ваши отношения, самые тёплые и счастливые — начинаются там, где вы перестаёте бояться, что что-либо в этом мире высветит ваши «квазимодства».

Близость и вовлечение невозможны там, где есть желание спрятаться. Спрятаться и показаться хорошим. Не быть настоящим, искренним и верным, а ПОКАЗАТЬСЯ. Показаться умнее, показаться лучше, показаться чище…

Люди становятся способны на близость только там, где они перестают бояться, что: «Меня-то сейчас как возьмут, да как увидят именно таким, какой я есть. Каким я себя видеть не хочу».

Когда вот это «я себя видеть не хочу» уходит — только тогда появляется возможность на близость.

И это не может быть «эксклюзивно». Когда ты искренен — ты везде искренен.

Все живые. Все много раз проходили через любые такие «нет-нет, ну почему, нет, я не могу это принять». Вот в этот момент надо переводить коробку управления вашей машинкой в голове с автоматического на ручное. Вручную вправлять себе мозги и говорить «Эй, это уже происходит. Как мы живём с этим дальше?».

«Все и всё пытаются отделаться от вас потому, что вы отгораживаетесь от всего и всех. Первый шаг, прежде всего, за вами.»

Любовью не торгуются. Любовь — это твоё счастье. Любить — это счастье. Не когда тебя любят, а любить кого-то, и действовать из этой любви. Вот это — высшее счастье, которое вообще может быть.

Когда у неё загораются глаза, от неё исходит как необходимость, не свечение, не сияние, а какая-то необходимость к ней прикоснуться… не вожделение, не сексапил, как это теперь называют, но что-то едва уловимое.
Может быть, нежность.
Наверное, нет ничего ослепительнее, чем нежность.
То тепло, которым ты загораешься, милая моя, то тепло — лучшие твои оружие и защита.

Нет, любимым не говорят — я хочу стареть вместе.

Любимым говорят — мы будем процветать до смерти и дальше.

Я хочу с тобой вечность. Хочу «всегда» — так она сказала бы Францу.

Но это всеубивающее «бы»!

Сказала бы, но не говорит!

Фрау Рудольф.

Как корабль на мели — толкнул бы кто в верную сторону — толкнул бы, потому что самой тяжело.
… показать весь текст …

Протянул ей свои артритные пальцы.
Попытался представить их белыми и изящными.
…в строгой черной военной перчатке.
Тянуть надо жестче.
Тверже.
Приказательно так.
И лениво.
Как если б я знал, что мир и так мой, как утренний кофе, и я не тороплюсь, лениво и небрежно я снисходительно даю миру упасть мне в ладони.

Можно корпеть всю жизнь над музыкальной теорией, а потом придет гений, из которого бог выплескивается так же легко, как дыхание, и он скажет тебе — ах, Моцарт, вы скучны. И положит руки на рояль, и будет играть преотвратно, потому что он избалован своей гениальностью, ему не хватает формы, упражнений, мышечной памяти, он может играть ужасно с точки зрения формы, а ты, которого с четырех лет насилуют клавишами, ты будешь стоять и плакать, оттого, что вот это существо так нагло и походя, так мимоходом вывернуло тебе душу. Зевнув предварительно — «Ах, Моцарт, вы скучны». И ты знаешь, что оно встанет и пойдет, оно даже не запомнит, какую красоту вот только что буквально сотворило, потому что искусство для него — рутина.

Двуличие — это всегда плохо. Двуличие и лицемерие в первую очередь показывают вам, насколько вы жалки и бесхребетны, насколько вы неспособны ни за что в вашем мире встать. Это просто показывает, что у вас нет никакой тверди под ногами.

…Соленые волны
всех
утонувших подлодок
не пробивались сквозь
толстую вязку свитера,
запакованного с любовью,

но легко проницали в ваш плащ,
черный и кожаный,
брошенный согревать пляж
от никчемности
в защите от волн
и, наверно,
от смерти в целом.
… показать весь текст …

Только нищие стараются не платить по счетам, потому что они ничему не способны определить цену.