Я: Мартин Эуфемио Майора, к вашим услугам, сеньора.

ОНА: Мария.

И вот она сидит и ничего не ожидает. Нет, вы не поняли, молодой человек. Люди всегда чего-то ждут от других. Вы приходите ко мне и ожидаете рассказа, от официантки вы ожидаете меню или хотя бы вопроса, от каждого вы ожидаете чего-то ему уже прописанного. Подсознательно ожидаете. Обычная девушка ожидала бы показа дома, подсознательно ожидала. Меня же попросили. А она — нет. Она просто присела на подлокотник кресла и обмахивалась своей шляпой.

Вот за что я люблю историю — нет такого короля, чья жизнь бы тебя чему-нибудь не научила. Так, в моменты усталости послушаешь про битву при Азенкуре, например, и отпускает. Или вот — Ода Нобунага. Чингис Хан. Чингис Хан как-то особенно, знаешь, он ведь взял титул Рамзеса, Кира и Дария — потрясатель вселенной. Фантастическая жизнь — ни одного поражения. Он больше, чем Цезарь — veni, vidi, vici. И ведь из какой дыры мира вылез. Знаешь, Герберт, для Рамзеса с хеттами дело было не в том, чтобы взять Кадеш, а в том, чтобы стать Рамзесом. Только мне больше бы — Чингис Хан, который и то, и другое, и третье, и все сразу. Замечательный человек — он не принимал полупобед, полумер, всё и сразу — и не «дай, Сульдэ», но «взял я, потому что Великий Хан, повелитель бурь, потрясатель вселенной».

Дебилы — это проблема всего земного шара. Не только России или не только какой-то одной национальности.

Дебилы — это проблема всего земного шара… и она принимает вопиюще угрожающие масштабы.

Дело не в тестостероне. Потому что не тестостерон делает тебя вожаком, а твоя открытость и твоя смелость.

А открытость и смелость, дамы и господа, это выбор. А люди, людишки, хотят верить в тестостерон и эстроген. Это «мужские» гормоны, это — «женские». Потому что они не хотят признавать и осознавать, что смелость, открытость, решительность — это качества, которые ты выковываешь в себе. И неважно: мужчина ты или женщина.

Любовь — это галлюцинации на двоих, из которых ты заставляешь жить все миллиарды людей на планетке. И любовь тебе в этом — топливо.

У тебя нет иного будущего, кроме того, в которое ты веришь и которое ты строишь.

Тот факт, что ты слишком труслив для того, чтобы делать большие подлости, не делает тебя праведником.

— Франц Вертфоллен «Вакцина от Идиократии»

Судьба любит смелых,
а смелые — верных.
Будьте и тем,
и другим.
И я буду любить,
возможно,
и вас.

Ты не можешь ничего сделать с реальностью, которую не осознал и не принял.

Любовь к себе пресловутая — это знание, что ты можешь ошибаться и будешь, что ты будешь невдумчив, медленен, выпадающ, что тебе будут сложно даваться результаты, но ты будешь их выгрызать всё равно, не сдаваясь — и это нормально, чтоб на тебя не дождило из рога изобилия, это жизнь. Другой она не бывает. Вот когда ты её такой принимаешь, ты принимаешь и себя — медленного и недалекого, ошибающегося, потому что ты знаешь — ты все это исправишь, шаг за шагом, над каждой ошибкой поработаешь.

Очень сложно фрустрироваться тогда.

Вот это любовь к себе.

Семья — это о том, чтобы смотреть в одну сторону и заниматься одним делом. Если твоя семья — это люди, с которыми тебя не соединяет ничего, кроме генов и острого чувства жалости, стоит пересмотреть свои отношения.

Ты не можешь хорошо сделать вещь, которую ты не хочешь делать. На которую ты пережат. Тебе надо сначала открыться этой вещи, решить проблемы, которые заставляют тебя зажиматься.

Мы валялись и смотрели на звезды.

И текила плыла
в воздухе
или в теле.

И больше не надо было преуспевать —
всё уже преуспето.

Теперь надо перекраивать себя и не добиваться конфеток
от мира,
а перекраивать его,
потому что бог
наш,
… показать весь текст …

Самые большие трагедии случаются на человеческой неспособности понимать друг друга. И больше всего — на человеческой гордыне и глупости.

— Франц Вертфоллен «Вакцина от Идиократии»

Замораживаются в каком-то образе все. Он может вам не нравиться. Ваш образ может вас даже расстраивать, но зато он вам знаком, и поэтому вы в нем заморозились. Именно с этого и начинается старость. Когда ты взял — заморозился, и ты не готов менять себя день за днем.

«Мне нужны умные люди. И умным людям очень нужен я. Хотя бы просто чтобы им было чуть-чуть спокойнее, что нет, они не так потеряны в этом океане Идиократии.»

ФРАНЦ: Что, и не секунды не сомневалась, стрелять или не стрелять? Так все
черви, Нора, считают. Все слизни считают, что завтра, однажды, когда-нибудь,
вот уж они ого-го-го. Однажды легко последнюю рубаху отдать, однажды
никогда не настанет. Все черви считают, что уж в больших вещах, так они — ну,
точно Зигфрид. Да разве ты выстрелишь, конечно, нет! Грудью ляжешь…
однажды. А только ни один из апостолов вовремя за Христа не лег. Потому что
это только в советской дешевой пропаганде грудью на амбразуру кидаются, а
в жизни всё мелочи решают, баба вы глупая.

Лёжа на воде под таким небом, сложно не думать о том, насколько страдания — это выбор. Даже будучи выброшенным на остров из сплошной лавовой пустыни, страдать — это выбор.

Насколько любые страдания — это просто неприятие реальности. жизн

Сидишь лысой обезьянкой и никак с реальностью согласиться не можешь — вот и страдаешь. И работать над реальностью так, чтоб та тебе нравилась, ленишься.

«Сижу попой на свежей лаве, принять это не могу, осознавать не хочу, сдвинуться не желаю, буду страдать» — ревут обезьяны.

《Буду страдать и бояться — неужели заживо сжарюсь?》— ещё бы сжаришься, если не передвинешься. А ты не передвинешься, пока отрицаешь истово, что-то — твоя попа, а то — свежая лава.

Франц Вертфоллен, «Вакцина от Идиократии»

Когда ты читаешь мои книги, если ты их читаешь сердцем, они не заменяют тебе жизненный опыт. Они образовывают его у тебя.

Иногда надо делать маленькие странные вещи просто потому, что они маленькие и странные, и так — хорошо.

Хэллоуин постепенно становится и моим любимым праздником, как что-то маленькое и странное, когда маленькие стесняющиеся зайцы меняют костюмчики и приходят покрасоваться просто потому, что так — хорошо, и тут, как в случае с красотой, не нужно больше ни доводов, ни оправданий, ни логики. Не нужно божественных ожиданий от себя. Нужна радость — уютная и искренняя. И это всё.