Мальчик спит, запутавшись в одеяле, в милом мире монстров и карамелек. А мы были звёзды, и мы сияли, ничего-то больше мы не умели.
Выбирали жить, разгораясь ярче, отрицая горе, врагов и судей.
Предпочтя поверить слепой удаче, мы сошли на землю и стали люди.
А потом мы шли, и мы были дети, называли горы, леса и реки именами лучших богов на свете. Нам плели цветочные обереги колдуны, друиды и чародеи. И они действительно берегли нас. И такой мы силой тогда владели, что не знало небо прочнее глины. По любви позволило небо сбыться молодым отчаянным ротозеям. Обожали мяту и чай с душицей, что порой, смеясь, называли «зелья».
В шалашах, пещерах и птичьих гнёздах ночевали, плакали, хохотали. Мы уже забыли, что были звёзды, но несли доспехи из лунной стали,
оставаясь рунами на бумаге, умирая тайнами под запретом.
А потом мы шли, и мы были маги, и умели свет, и умели лето.
Мы любили гладить по спинам камни, и за это камни на южных склонах пели песни разными языками о давно разрушенных Вавилонах. Вырастали башни из горизонтов, целиком
моря поглощали сушу. По рисункам тигров, слонов, бизонов мы учились видеть, бежать и слушать. На каноэ плыли и на драккарах, превращали дни в золотые струны. И одной рукой мы меняли карму, а другой держались за хвост фортуны.
Помогали храм возводить в Непале.
«Брат Харон, — кричали мы, — до конечной».
А потом мы тоже так крепко спали, что легли на час, а проспали вечность.
Как клубком свернувшиеся цунами, как воронки полые после взрыва. А потом проснулись и стали «нами». И неплохо вроде, почти красиво.
Застывая в транспорте в странных позах, ворожим, камлаем, ветрам внимая. И однажды вспомним, что были звёзды.
Говоришь, к июню? Да раньше, к маю.