Можно вызубрить пару апокрифов ветхих Библий,
Козыряя ятями к месту или не к месту.
Всё хотят, чтобы их любили. Ещё любили.
Не готовых на смерть за сомнительный шанс воскреснуть.

На Голгофу в итоге пришлось добираться пешим.
И верёвки, наверное, были не от Сваровски.
Получается, он неухоженный, неуспешный?
И чего он добился — икон, куличей и воска?

Лей на сердце кагор, говори без конца про святость,
Про грехи, про посты, про традиции христианства.
Он мог праздновать тридцать четвёртый и тридцать пятый
Во дворце у Пилата. Веселье. Маца и танцы.

И никто не сжигал бы язычников, ересь, страны,
О колено большой любви не ломали б копья.
Вот обидно слегка за величие Ватикана,
Хотя папа пошёл бы, к примеру, работать в хоспис.

Я один очень старый бог, воспитавший сына.
Говорил одеваться — а он всё ходил без шапки.
Говорил обуваться — он шлепал, дурак, босыми.
Я смотрел, как он рос. Он смеялся: «Да ладно, папка.

Не бывает плохих людей и плохих народов.
Что случится со мной, если я расскажу им правду?
Мне не надо рабов — я хочу обнимать свободных,
Мне не надо трибун — я могу говорить на равных».

Мой наивный ребёнок, Иешуа мой Га-ноцри.
Посмотри, я сажаю осины у двери рая.
Я по-прежнему хлеб делю на десятки порций,
Но никто не берет. Они думают, я караю.

Мне не очень понятно, как мог я остаться добрым.
Человеконелюбию учат крестом и плетью.
Если это подобие — в пекло таких подобий.
Если дети — скажи, ну зачем мне такие дети.

Крах иллюзий всегда незаметней, чем крах империй.
Уцелевшим от менторских граблей готовят вилы.
Сонмы ангелов с острых лопаток сбивают перья,
А внизу говорят: «Вот ведь снега-то навалило».

Если будешь ходить по песку — наполняй пиалу,
Пей матэ и зелёный чай. Пусть слетятся чайки.
Моисея найдёшь — передай, что его заждались.
Да, и если пойдёшь по воде, то надень сандальки.