Все больше и больше
моя жизнь протекает в памяти.
Все больше во мне собирается дождь
из самых безумных материй, который
уже никогда не прольется

Привет, моя девочка, пишу тебе, радость моя…
Знаешь, давно живу на чужбине и в целом я счастлив,
В целом, здесь счастлив я… Был…
до тех пор, пока тебя не увидел.
Всё как всегда, плюсы, минусы — не беда. Если проблемы, то я их быстро решаю, Только вот, постоянно думаю, как ты там…
И понимаю, всё чаще, тебя не хватает…
Вроде бы, небо и солнце одно на всех. Здесь и деревья такие большие — большие,
Всё хорошо, плохо одно, ты поймёшь — Души…
Они не родные вокруг, а чужие.
Пиши, моя девочка, искренность сводит с ума,
Тёплые строки ложатся на сердце
и греют,
Я так привык к твоей нежности и не сумею,
Жить без любви твоей, милая, жить без тебя.

Ничто не сбывается
но даже если сбывается
это всего лишь видимость
Ведь стоит отойти на шаг
стоит только пошевельнуться
как становится ясно
что Это опять не то

Ты помнишь,
конечно, ты помнишь,
как мы убегали песком и
дышали любовью на солнечный ветер…
Под старенькой лодкой
мечтали о вечности тёплых песчинок…
Но время осыпалось жизнью,
тоскливыми птицами, смехом разбившихся звезд
и уже никогда…

(Школа верлибра Карена Джангирова)

Привет, моя девочка…
Знаешь, а жизнь сплошной
крутой поворот…
Я так легко сгибал всех в «бараний рог»,
вот только с тобою вышло наоборот.
Думал уже нет места разбитому сердцу,
Но кажется, пламя ревности его сожжёт.
Сейчас я боюсь одинокой холодной ночи,
понял, что жду вестей, от тебя
ни строчки, ты напиши когда сможешь,
когда захочешь…
Верю — душу больную однажды услышишь,
время пройдёт, простишь
два слова напишешь…
… показать весь текст …

Привет, моя девочка,
сегодня я очень устал.
И кажется, сил у меня
ни на что не хватает, но…
Вспомню тебя и
крылья опять вырастают,
И сердце, от нежности тает,
лишь, вспомню тебя…
Ты пишешь, у вас там, в Сибири,
опять холода,
И зимнее солнце скупое
и частые слёзы.
И только мой голос
тебя согревает теплом,
… показать весь текст …

Вам кажется, что мир…
А мне известно всё.

Вы прячетесь от бурь,
а я цунами рад.

Вы клянчите добра,
Я воспеваю зло.

Вам рай — мечта, а я
штурмую ад

Я видел ее, я любил ее, я изведал такую близость, какую никогда не испытывал раньше. Не испытывал даже с ней. И я видел то место, куда возвращаются все, с кем мы когда-то встречаемся в этой жизни. И себя самого, пишущего на снегу — «На том конце цветка!» Я видел всё, чтобы навсегда обрести покой, имя которому вечность. Но не мертвая, а живая. Как остановленный глоток воды в пересохшей гортани умирающего от жажды странника… «На том конце цветка» — это разгадка того, о чем я так часто думал, не в силах признать, что всё исчезает бесследно. Нет, ребятки, это неправда! Все, кого мы любили, кто был нам дорог и близок, с кем были счастливы хотя бы мгновение… Все, всё и вся навсегда остается с нами! Пусть и не здесь. Пусть в совершенно другом измерении, в другом пространстве, в иной вселенной… Это неважно! Важно, что остается. Там, там, там… На том конце цветка. И это — самое главное. И, пожалуй, последнее, что я хотел сказать. Вот и всё, ребятки.
Вот и всё…

Монреаль, 1996

… Утром я стою у окна с сигареткой, зная, что это конец и что больше уже не приду в этот дом, в котором мне так хорошо и уютно. Собственно, если и был у меня когда-нибудь дом, то только лишь там. Только там, где встречала меня Елена, возникало такое чувство, как будто после долгих мучительных странствий, я, наконец, вернулся к себе. И больше нигде на свете…
- Это все?! — спрашивает она, когда я гашу окурок.
- Да, малыш, это все! — Я подхожу к ней близко с намерением поцеловать.
- Не надо! — р…
… показать весь текст …

«Когда вода, дымясь, воспламенится,
И станет свет подобен темноте,
И небеса исчезнут в высоте,
И дальше звезд земля распространится,
Когда любовь рассудку подчинится,
И всё и вся придет к одной черте,
Тогда, быть может, вашей красоте
Остывший, перестану я молиться!»

— Это твое? — спрашивает Елена, очарованная прочитанным.
— Нет, малыш, стихи не мои. Это Михаил Орлов — запредельщик из Томска. Живущий в нищете и ужасающей безысходности. Не имеющий возможности издать ни единой своей строки. И я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет, ибо он слишком хорош для господ из Союза писателей. Рядом с ним они смотрелись бы очень хило.

Ничего особенного
мы просто повторяем
с удивительной точностью
траекторию первого
самого первого
крика

Мы зарастаем
городами, годами, дорогами,
победами, бедами и обидами,
всепоглощающим счастьем
и тихоцветущей горечью…
Зарастаем равнодушием
сначала к другим,
а потом и к самим себе,
и только в самом конце
с удивлением замечаем,
что все это время
мы зарастали
ветром

Ты знаешь, милый, слов любви уже не надо
Душа и сердце много больше говорят.
Я приглашу тебя на вальс из звездопада,
Моё сердечко, приглашу Тебя!
А после вальса осмелею, обнаглею,
Лицом к лицу. Глаза в глаза. Рука в руке.
Зажгу свечу, окно зашторив, прошепчу я:
Сейчас увидишь сколько звёзд на потолке…

Жизнь постепенно
вытеснив все остальное
радость, надежду, тоску, неприкаянность, боль…
достигла предела и стала уже абсолютной
абсолютной как эхо и он ее больше не чувствует
Он только о ней иногда вспоминает
в те изумительные вечера
когда-то что могло сокрушить, изничтожить
вызывает одну улыбку

Вероятно вот так улыбаются боги
атакующим небеса

Мой Ненаглядный, слышишь —
Ангел бродит по крыше, ветер ласково
гладит белые-белые крылышки.
Мой Ненаглядный, видишь —
ночь рассыпается в звёздах и лунный свет
тихо льётся в окна, твоё и моё…
Мой Ненаглядный, пусть снится тебе
сказочный остров, берег залитый солнцем,
море и тёплый песок, ты улыбнёшься солнцу,
Ангел тебя укроет, и я буду рядом с тобою,
нежно целуя висок…

Он счастлив
он очень счастлив
он удивительно счастлив
почти абсолютным
так и несбывшимся счастьем

Как все, как все…

Он устал обнимать
пыльный скелет прошлого
Он устал поднимать
даль

Нарисую вам утро
Акварельным рассветом,
Летним тёплым дождём,
Ароматом цветущего сада…
Лепестками из роз
и росою прохладной…
Перламутром небес
Иль молочным туманом…
Нежным прикосновением,
Ласковым взглядом,
Изумрудной травинкой
По вашей руке…

Он уже слышит
крик уходящей земли
Он уже видит
небо в руках младенца

Его мысли ходили по кругу
Иногда срываясь
ускользали в пространство откуда
возвращались больными и старыми
Они всегда возвращались больными и старыми
на этот его
не стареющий круг
бессилия