Человеческое общество всегда стремится к наибольшей примитивности мозга — это закон экономии энергии, природа никогда не старается сделать лучше там, где вроде и так сойдет.
Человечество не нужно искусственно «оглуплять», оно замечательно глупеет само по себе, особенно в условиях комфорта. Та скорость, с которой предоставленные себе двуногие существа перестают пользоваться памятью, логикой, мышлением, воображением и просто на просто тактом, не снилась даже самым злокозненным злодеям из антиутопий.

ФРАНЦ: Мне нравится всё, что пытается выкрасть у меня сердце. Всё, что искренне и глубоко.

Я: Зачем вы приходили в церковь?
Он: Люблю. Церкви меня успокаивают. Дева Мария у вас замечательная. В некоторых соборах я б прямо жил. Знаете, вероятно, из меня вышел бы неплохой священник, есть у меня даже ощущение, что я им был. В детстве я, право, не знал, кого предпочесть — Медузу Горгону из павильона или Деву Марию из фамильной часовни. Это было огромной дилеммой, пока до меня не дошло, что можно любить обеих. И что обе по сути — одно лицо.

Мальчик сидел не со мной, но где-то совсем в своем мире. И если он псих, Кэт, я лучше буду таким психом, чем тихой, обычной, человеческой сукой.

ОН: Вы заражаете моросящей своей меланхолией.

ЖАНН: Мне очень жаль.

ОН: Что вы! Это приятно. Иногда. Когда хочется отдыха. У вас сам голос уже спать кладет. Я вам — огня, вы мне — лавандовость. Приятный обмен. Лежать в кровати, что будет пахнуть гербарием, и рассказывать вам чепуху о… не знаю…

ЖАНН: О ваших девушках.

ОН: Да. И слушать ваши советы.

ЖАНН: И им не следовать.

Воистину — не тот плох, кто грешен, но тот, кто труслив.

Я больше не верю — и никогда, значит, глубоко не верил — в войну, смерти, победы, поражения, людей… Я верю в изящество и уродство. Звонкость дамасской стали или слизь человеческой бесполезности. В сияющую чистоту клинка или грязь в словах, делах, мыслях — всём, что бы ни делало крошечное завистливое убожество.
И я верю в действия.
Но больше всего я верю, что есть существа — невероятно редкие, но которых так надо искать — что превращают твой мир — не наполненный и по-человечески бесполезный — в сияние бриллиантов или галактик, разбрасываемых легкой рукой, пьяной от счастья, от желания красоты.

Если у человека действительно талант — певческий или какой иной, он физически не сможет этим не заниматься. Куда бы он ни попал, на чем бы ни стояли его родители — он не может не заниматься тем, из чего соткан. И не надо здесь о знакомых, которые…, о гениях, так и не отдавшихся таланту — не отдался, значит, посредственность; был бы гением — не мог бы иначе.

Если человек не способен бороться со своей ленью и безволием, значит, он уже нашел своё место. И лучшего ему не дано, потому что — не надо.

— Извините, пожалуйста, мы ангела-хранителя искали, наверное, дверью ошиблись.

— Кого? Ангела-исполнителя? Так это я и есть. Я тот несчастный! Нет, вы присядьте, присядьте.

— Не, мы, наверное…

— Сидеть, я сказал!

Головешка и Утопленница тут же опустились на пол.

— На душе наболело, не могу! А раз вы меня вызывать пришли, я вам все покажу, что эти идиоты желают! Михаил меня во всем винит, мол, я с работой не справляюсь. Да ты посмотри на желания-то! 85% чего желают? «Хочу быть счастливым», «…
… показать весь текст …

ФРАНЦ: Хайке, боже, да ты — Отелло!

ХАЙКЕ: Я? Ты вообще видел, как ты на неё смотришь?

ФРАНЦ: А как я должен на неё смотреть? Как на хромоногую горбунью-квазимодицу?

ХАЙКЕ: Ты видишь в ней мясо! Это вожделение до мяса!

ФРАНЦ: Я вегетарианец, Хайке.

Болезнью солнца ли,
легких,
желчи,
знай, девочка,
в этот вечер
босы и черны,
вдвоем с индейцем,
в ожогах полностью
от медуз —
мы знали оба
одно лишь —
твердо,
как и Иисус
не знал
… показать весь текст …

Рай — далеко,
Ты — высоко,
Дела — неотложны,
Мысли — безбожны.

Но, Господи,
Все — ничего,
Когда б не неистовство —
Безбрежно неистовство
Норманн.

В Ветхом Завете — правильный бог, суровый,
зато сын у него прямо-таки…
то по одной щеке,
то по другой,
и кто, спрашивается, мудрей?

Зигфрид.

Он и думал, и делал,
и не страдал мягкосердием
слабых.

ФРАНЦ: Люблю преданность сфинксов. По скандинавским легендам, по китайским, забавно, тоже — хульдры и лисы влюбляются только раз. И только в богов, но это такая любовь. No pressure in the world could break it, not even God himself. И они делают — не болтают, не чахнут, не страдают, но делают. И сфинксы бесстрашны, даже умирая от страха, они будут нырять за вами, умирая даже, они наслаждаются.

А все ветряные мельницы никогда не поймут одно:
Красота — неизбежна, неискоренима, как-то —
Единственное, что у нас всё-таки есть —
Кроме моих драконов.

Я их оживляю здесь.

Поначалу Тристан был коровой,
А Изольда — простой швеёй.
Они долго любили друг друга,
Но потом объявили бой.
И все рыцари плясали тамбукку,
И все рыцари кричали: «Ура!».
Если голову пускают по кругу,
Значит, то — моя голова.

ОН: Дамы, вы слишком серьезны. Вы молчите зло, а вы молчите мне непонятно, и не одна из вас не подумает — какая прелесть, какой абсурд! Когда аресты проходят так? И, может, вы правы, это не совсем арест, это может стать увлекательнейшей беседой…

Не надо красиво представлять. Надо красиво делать. И больше куда — и проще — надо красиво жить. Ты видишь разницу?

Я человек неизбывной печали.

После родов врачи утверждали:
«Он у вас не протянет ни дня».
Я же все-таки выжил.

Оказалось, что зря.

Долгие 20 лет весь мир, который вовне,
отчаянно пытался продраться ко внутренней стороне
моего ассиметричного мозга —
вписать: «жизнь — это серьезно».

Я же думал, что это внезапно,
… показать весь текст …