Как рассказать, чтоб ты понял всю суть об этом? Жизнь — это лето, но только короче лета. Зазеленело, жарит, коленки сбило, май был вчера, а сегодня засентябрило.
Как рассказать, не заставив тебя бояться? Вот тебе шесть, послезавтра уже шестнадцать. Это не страшно, когда ты об этом знаешь. Зная об этом, ты меньшее упускаешь.
Как рассказать, чтобы ты мне сейчас поверил? Видишь вот эти желтеющие деревья? Были по пояс они мне в начале лета. Ну, а сейчас я сама им по пояс где-то.
Я не пугаю тебя, я тебя спасаю. В тёмном углу жизнь не спрятана запасная. Ты постарайся не тратить, а жить моменты. Если жизнь — лето, то пусть будет вечным лето.

Есть один друг, понимаете, идиот. Продал свой дом, на те деньги купил завод, там производит маски — но нет, не т. е. Зайцев, лисичек, слоников — для детей. Маски отвозит в школы и детсады. Дети смеются — звонко, на всё лады. Мог продавать, но он дарит их просто так.
Что тут сказать, понимаете, он дурак.

А у соседа тоже произошло: взял рюкзачок и покинул подъезд пешком. Так и идёт, уже семь с половиной лет. Ну ни дурак ли, скажите, такой сосед? Кто-то его видел, кажется, в Туапсе. Фото с вулкана…
… показать весь текст …

У Машки со второго жил бульдог. Ужасно страшный, старый и слюнявый. Ночами спал он возле ее ног на коврике у синего дивана. Во сне он оглушительно храпел. Как трактор и почти как перфоратор. Он Машке триста лет, как надоел. Давно мечтала сдать его куда-то, и навсегда забыть, как жуткий сон, наполненный блохами и слюнями. Наверное, об этом знал и он, седеющий бульдог по кличке Санни.

Он ей всегда старался угодить. Тайком ей клал сосиски под подушку, молчал, когда душа хотела выть, и ласково лиза…
… показать весь текст …

Я в тебя, бородатый, не верю лет двадцать. Как минимум. Ты проходишь сквозь форточки, двери, решетки каминные, ты приходишь к детишкам зимой в каждом сказочном сне. Только вот никогда не со мной. Никогда не ко мне.

Помню, в восемь, ждала до рассвета под праздничной елочкой и на радостных взрослых смотрела тихонько сквозь щелочку. Ты опять не пришёл, и я думала: всё из-за них. Я ждала тебя, я зазубрила огромнейший стих, я надела костюмчик снежинки, серебряный бант… а они допустили ошибку: не ста…
… показать весь текст …

В параллельной вселенной коты управляют миром, и трамваи бесплатно идут по большому кругу. Не красотки и мачо возводятся там в кумиры, а хорошие люди, дающие слабым руку. Там в руках не смартфоны, а книжки у пассажиров разноцветных вагонов метро (и вообще нет давки). За пятак и спасибо торгуют везде инжиром, а охрана везде и всегда всем даёт все справки. В новостях говорят о том, как их жизнь прекрасна. Криминальная сводка: «два дядьки столкнулись лбами».
В параллельной вселенной царят благодать и счастье, потому что она навсегда параллельна с нами.

Эта осень явно неродная для семьи из прежних тридцати. Я ее такой совсем не знаю, но надеюсь, мне с ней по пути. По тому пути, где вдоль обочин до сих пор одетые стоят все деревья к октябрю, и ночью дышит паром стынущий асфальт.
Эта осень — чокнутый профессор, будто у Земекиса в кино. Завершить решила все процессы, что копились долго и давно: раздала всем сёстрам по сережкам, сестры рады, смотрят в зеркала. Доктор-осень в быстрой неотложке, человек и кошка, все дела, все ведь в осень запаслись котами, пледом, чаем и чуть-чуть вином. А она вдруг — раз! — и не такая. Осень, отраженная вверх дном. Осень без соплей, дождей, глинтвейна, бриджит джонс, резиновых сапог, тяжких дум и горьких сожалений, сырости с помпона и до ног, осень, непохожая на осень и ни на один другой сезон. Время для ответов на вопросы, input/output комфортных зон, время смены цвета светофора, время пять часов по сентябрю.
Осень, неродную прежней своре, если можно, я удочерю.

Черемуховый снег похож на настоящий. Пройдёмся по нему, оставим в нём следы. В зелёный всех тонов мой город разукрашен и пахнет шашлыком густой московский дым. Умытые дома распахивают окна и смотрят в этот май, как будто в первый раз. А май гремит грозой, течёт по водостокам, и маю наплевать на город и на нас, иначе бы пришёл он к нам намного раньше. А может и вообще от нас не уходил.
Май — очень озорной зеленоглазый мальчик, он стаи облаков на небо запустил, и вот они летят и солнце обнимают. Давай на них смотреть, валяясь на траве?
Все новые стихи дарю мальчишке-маю, занявшему собой все мысли в голове.

Ее хоронили ночью, под грохот грома. Никто не сказал речей, не заплакал молча. Без скорбной толпы из родных и едва знакомых. Один на один, на задворках дождливой ночи.

Ее хоронили быстро и воровато, брезгливо и грубо с её обращаясь телом. В том платье, в котором была хороша когда-то. Заляпанном грязью и бывшим когда-то белым.

Ее схоронив, ей никто не поставил камня. Никто не принёс ни цветов, ни венков, ни свечек. О ней постарались стереть моментально память, но память болела и знала, что будет вечной.

На этом погосте, где ей не бывать последней, о ней говорил только свежий неровный холмик, но скоро он скрылся под палой листвой осенней.

Мечты никогда не хоронятся по-другому.

Мама куда-то ушла по делам. Мне же сказала: я — старший! Я от стены отодвинул диван, в щель посмотрел. Стало страшно. Я притащил водяной пистолет, в монстров стрелять задиванных. Глянул в окошко, а мамы все нет.

Стало немного досадно.

Я расстрелял два ведра и графин,

В комнате сделался прудик. Как повезло, что я дома один! Плавать с корабликом буду!

Плавал. Замёрз. И кораблик утоп. Мам, приходи поскорее! Тут по всей спальне случился потоп, и полотенце не греет.

В дверь мне стучат — не пойду…
… показать весь текст …

У меня, говорит, не жизнь, а практически шоколад. Каждый день — от судьбы сюрприз, да такой, что я очень рад: то подбросят под дверь кота, то птенец залетит в окно. Что ни утро — то красота! Что ни вечер — то домино у подъезда, на интерес, с мужиками, под разговор. Жизнь, исполненная чудес. В ней прекрасны и дом, и двор, и надтреснутое стекло незашторенного окна. Мне, наверное, повезло, что такая мне жизнь дана.

А другой говорит, ну да, повезло, что ещё сказать. У меня, что ни день — беда. По…
… показать весь текст …

Среднего возраста, среднего роста, в среднем ряду в очень среднем ведре едет на дачу в посёлке под Тосно самый нормальный мужик на земле.
Средненький домик и так себе банька, средняя громкость, в колонках шансон. Средненько выглядит девушка Танька, средненько смотрится рядом с ней он. Список из среднесчастливых моментов, и как финальный аккорд — Мендельсон.
Взял ипотеку по средним процентам, средняя двушка, нормальный район.
Средняя школа для среднего сына, средние кресла и средний доход. Так, с середины и на половину, он полусчастлив и полуживет.
А иногда как накатит — до рези где-то внутри, глубоко-глубоко: и в Мендельсоне ошиблись с диезом, и в остальном был не тот взят аккорд, и впереди будет всё не иначе.
Средненько прожита жизнь-так-себе.
Едет под Тосно на среднюю дачу самый нормальный мужик на земле.

Руперт назвали. Нет, вдумайтесь: Руперт Семёныч. Руперт Семёныч Цыбулько, чтоб вы понимали. Бедный, несчастный, ни в чем неповинный детёныш! Как им такое вообще в документы вписали?
Бабушка пьёт валерьянку и молится богу. Дедушка нервно икает при взгляде на внука. Руперт Цыбулько гулит и сосет свою ногу. Кажется, это намного вкуснее, чем руку.
Дедушка думает: как будут звать его в школе? Лучше бы Рупик. Вот только скорей всего — Пердик. Дед всем друзьям рассказал, что внучка зовут Коля. Так же с…
… показать весь текст …

А ещё вот такая история: поругались на ровном месте. Разграничили территорию. Постарались, чтоб было честно, разделить пополам и ванную, и продукты, и воду в баке. Это всё ерунда. А главное, как делили они собаку.

Предлагала за пса прихожую, полки в кухне и одеяло. Он смеялся в ответ: мол, тоже мне! За такую собаку мало и стиралки, и телевизора. Предлагал ей весь шкаф и лампу. А собака, с лицом провизора, поднимала на кресло лапу.

Рассудила: границы новые, значит, нужно расставить знаки. Вот и…
… показать весь текст …

Фарфоровый клоун на полке пылился. Еще в прошлом веке он там поселился. Его подарили кому-то на праздник, и он позабыт был практически сразу. Ну, как позабыт: его дважды в неделю старательно чистили тряпочкой белой от пыли и сора, налипшего как-то на гладко-фарфорную клоуна шляпку.
Сменялись недели и люди в квартире, менялась вообще ситуация в мире, а клоун на полке всего-то и видел свой угол и боком чуть-чуть телевизор. Однажды, в игру его дети позвали, но взрослые сразу же их отругали: «он хру…
… показать весь текст …

Смеялись. Говорили, вот урод. Ты только посмотри, как он идёт! Хромает и припрыгивает сразу. И взгляд пустой, какой там к черту разум.
Брезгливо искривляли щели ртов: «воняет от него, как от котов! Таких погнать бы в шею с чистых улиц!»
Он шёл вперёд, хромая и сутулясь.
Плевали вслед и прятали глаза. Он шёл вперёд и не смотрел назад, туда, где след из тысячи плевков. Не замечал презрительных кивков. Кричали, обзывались, сбили с ног. Упал — вопили «он ещё прилёг!». Пытался встать. Измазался в гря…
… показать весь текст …

«Было ли лето?», шептал мне прохладный дождь. Я, не ответив, закрыла ему окно. Если случается что-то, что очень ждёшь, всё остальное становится всё равно. «Было ли лето?», стучит по столу гроза, кости арбузов слетают с тарелки вниз. Хлопают форточки, и голосуют за то, чтобы вызвать и гром, и грозу на бис. Сто папарацци снимают со всех сторон, частые вспышки раскрасили в белый мир. Тонкие сосны становятся на поклон, чешется место, куда укусил вампир, «было ли лето?», желтеет вопрос листом, вместо ответа срывается и летит. Яблочный Спас накрывает шарлоткой стол. Сидром тепло растекается по груди. «Было ли лето?», спросил меня звездопад. Ночь из ковша тонкой струйкой стекала в пруд. Я рассмеялась, как водится, невпопад: «оно тут».

А была ведь когда-то красивой: осиная талия, голубые глаза, губки бантиком, грудь колесом. Как безжалостна жизнь! Ничего от неё не оставила. Оплыла силуэтом, как свечка. Погасла лицом. Голубые глаза превратились в поблекшие серые. Шапка русых волос превратилась в седое гнездо. Из того, что мечтала, почти половину не сделала. Что-то не собралась, что-то пробовала — не свезло.

И ворчит постоянно: на мужа, на жизнь, на давление, на погоду, на пробки, на цены, на кошку, на дочь. А виной — зеркала…
… показать весь текст …

Лето переплавило все буквы, превратив стихи в стаканы с квасом. Им совсем не хочется делиться. Хочется пить залпом и до дна. Лето укорачивает брюки и в пейзаж вливает ярких красок, и улыбки клеит всем на лица. Лето как волшебная страна, где летают бабочки повсюду, где летят мальчишки на тарзанке, гномики в оранжевых жилетах мётлами сметают конфетти. Под любым кустом таится чудо. Все принцессы покидают замки, чтоб напиться вдоволь кваса-лета. Чтоб его на зиму запасти.
Сел в ладонь десантник-одуванчик, сел комар на голую лодыжку, сел старик на лавку в летнем парке, сел смартфон — и как-то наплевать. Лето — это вафельный стаканчик, речка, надувной матрас подмышкой, и стихи расплавились, как жарко.
Летом нет потребности писать.

И будто бы не было осени жуткой, и дух мандариновый все захватил. До Нового года считает минутки замедленный ход всех небесных светил. И солнце почти никогда не выходит, но снег успевает впитать все лучи, и мрачных прохожих он всех новогодит, светясь ярче самой горячей свечи. И дети смеются, и катятся с горок, и, кажется, даже, пора «Оливье». И даже, как будто бы, день снова долог. И в воздухе чудо мерещится мне.
Огнями бенгальскими путь осветили прохожие пьяные с криком «ура». Давай, все плохое, вот — раз! — и забыли. Пора о хорошем. Давно уж пора.

Так это странно: жить под общей крышей, но друг о друге ни черта не знать.
Друг друга никогда ни в чем не слышать, деля ночами общую кровать.
Так это страшно: годы — с незнакомцем.
Так страшно: жизнь в звенящей пустоте.
На пальцах одинаковые кольца, но пальцы и чужие, и нете.
И не о чем смеяться вечерами.
И не о чем молчать и говорить.
Зачем вообще когда-то начинали они такой вот страшный общий быт?
И вроде, как у всех: семья и дети.
Весной на дачу, в пятницу в кабак.
Но стены дома им — как прутья клети, и вечная тюрьма их крепкий брак.
В уютных окнах одиночных камер течёт своя размеренная жизнь.
Как здорово, что это всё — не с нами.
Как страшно, что могли мы не найтись