Если что и должно быть для нас неизбежным,
Это счастье с его воркованием нежным.
Если что и должно не скудеть никогда,
Это щедрость и силы, и дни, и года.
Если что и должны мы увидеть в итоге,
Это то, что конца не имеют дороги.
Если что и должны мы в итоге понять,
Это то, что любовь невозможно унять.
Если что и должно нам в итоге открыться,
Это то, что отыщется, если порыться,
Не от ящика ключ, не от двери входной,
А к сердцам, что стучат на планете одной.

Не заметила даже, как март наступил…
Он так тихо вошёл, так бесшумно случился,
Не кипел, не бурлил, не сиял, не лучился,
Сквозь рассветную дымку слегка проступил.

Этот тихий приход оробевшей весны
Дарит шанс доказать, что мы всё ещё живы
И способны ещё на восторг и порывы,
И на выход за рамки, что смертным тесны.

С каждым вновь пришедшим днём
Договариваться надо,
Находить красоты в нём,
Восклицая: «Как я рада!
Как я рада, милый день,
Что пришёл, не поленился,
Не стоишь, как глупый пень,
А ветвями поклонился!»

Коль подход к нему найти,
Не гнушаясь этим делом,
То, добрея по пути,
День твой чёрный станет белым.

Я выбрала для музыки своей
Тот ключ, который выбрал соловей,
Ручей весенний, летний день отличный.
Я выбрала для жизни ключ скрипичный,
Где так высок и так прозрачен звук,
Как будто не бывает смертных мук.

Мне нравятся фильмы с открытым финалом,
Когда можно выбрать меж гибелью, балом,
Объятьем, разлукой, рассветом в горах,
Меж горьким «Увы» и восторженным «Ах!».
Чудесна поездка с открытою датой:
Прощайте, до скорого, буду когда-то.

Приняв волшебные пилюльки,
Младенцем стать и в сонной люльке
Сопеть. А люлька — кач да кач.
Не плачь, мой маленький, не плачь.
Тебя никто не даст в обиду.
Здесь скоро запретят корриду,
Вражду, потраву и бои,
И будут тихи дни твои,
Всё будет тёплое, родное
Кругом, как молочко грудное.

О жизнь, лишь теперь сознаю я отчётливо,
Как тратилась ты на меня нерасчётливо,
Как много даров мне бесценных дала,
Когда я чего-то другого ждала,
Когда ни хранить, ни ценить не умела
Того, что по воле твоей я имела.

Теперь мы в итоге с тобой на мели,
И вряд ли нам что-нибудь светит вдали.
Зато я и малым могу обходиться,
Мне даже ненастная осень годится,
Я даже в промозглый ненастный денек
Могу отыскать золотой огонек.

Пройдет и этот день,
В небытие он канет.
Кого-то исцелит,
А чью-то душу ранит,
И кто-то поутру
Пробудится от блика,
А кто-то, может быть,
От собственного крика.

Лариса Миллер

О том, что было, не жалей,
Утешься белизной полей
И белизной грядущих дней.
А впрочем, самому видней,
О чем жалеть и не жалеть,
Что позабыть и чем болеть.
И думы эти не затем,
Чтоб истерзать себя совсем,
А чтоб всему, что рвется прочь
Из наших рук и день и ночь
В простор печально-голубой,
Сказать: «Ступай. И Бог с тобой!».

Все чисто, тихо, гармонично.
Я убедилась в этом лично.
Тихи снега и облака.
Не поднимается рука
Писать об этом мире плохо.
Какая б ни была эпоха,
Но плакаться в такие дни
И ночи — Боже сохрани.

— Всё должно быть крахмальным и свежим.
Ради праздника, тортик нарежем.
— А какой нынче праздник?
— Среда.
А верней, летних дней череда.
Рады всем. Никого не манежим.
День любой нужен нам позарез
И достоин счастливых небес.
Каждый неповторим, ненагляден.
Впрочем, мы даже с чёрным поладим.
Светлых дней всё равно перевес.
Что? Я слишком мажорно звучу?
Это я просто душу лечу.
Я рецепт для неё сочиняю —
… показать весь текст …

Я лишь за жизнь готова жизнь отдать:
За горечь всю её и благодать,
За то, чем так бедна и так богата,
Что налицо и чем она чревата.
И, если счёт вести моим годам,
То скоро жизнь за всё это отдам.

«Все переплавится. Все переплавится.
В облике новом когда-нибудь явится.
Нету кончины. Не верь в одиночество.
Верь только в сладкое это пророчество.
Тот, кто был другом единственным, преданным,
Явится снова в обличье неведомом —
Веткой ли, строчкой. И с новою силою
Будет шептать тебе: „Милая, милая“…»

Да и люди живут здесь на птичьих правах,
И сильны не на деле, а лишь на словах,
И ничем и никем они здесь не владеют,
Разве что от весеннего солнца балдеют.
А как кончат от вешнего солнца балдеть,
Так тоскуют, не зная, куда себя деть.

Раз я живу, то, значит, жду
Кустов сиреневых в саду,
А позже — века золотого,
А позже — снежного покрова,
А позже — тающих пластов
И вновь сиреневых кустов…

А потом, после всех этих лет, Ты куда меня денешь?
Где поселишь меня и во что меня, Боже, оденешь?
Разве может так быть, чтобы стала я вдруг беспризорной
После дивной зимы со счастливой снежинкой узорной,
После свежей листвы, дружно брызнувшей в мае из почек,
После стольких Тобой в тишине продиктованных строчек…

Но что-то есть неумолимое
В существовании земном,
Хоть снова высь неутолимая
Маячит за моим окном,
В моё окно лучами целится
И нечто дивное сулит,
Мечтой заветной щедро делится
И по-младенчески гулит.
Куда ни глянь, для счастья поводы.
И всё же мигов череда
Горчит, как будто длятся проводы
Невесть зачем, невесть куда

Нет, день не должен пустовать,
И надо утречком вставать
И заполнять его пространство,
И улучшать его убранство,
И не давать ему грустить,
И даже чуточку польстить,
Внушив ему, что, тих иль вьюжен,
Он дорог нам и очень нужен…

Если день сероват, то раскрась его сам
И лазоревый цвет подари небесам,
А траве и листве подари серебро
Предрассветной росы. А ещё где серо?
На душе? Но денёк золотой, голубой
Непременно поделится счастьем с тобой.

Коль на рассвете за окном
Снежинки снова суетятся,
Летать и падать не боятся,
То, значит, мир — не к верху дном,
То, значит, можно продолжать
Всё в том же духе, в том же роде,
То, значит, жизнь покуда в моде,
И можно что-нибудь стяжать.
Не славу, нет, не лавры, нет,
А то, чему слова едва ли Найду, но что, как высь, как дали,
Манит рождённого на свет.