Все тюрьмы, как нож, похожи —
Есть жертва и есть палач.
И в храмах одно и то же —
Неслышный душевный плач.

Там лица из алебастра
Ссыпают в подушки мел.
А души из пенопласта —
Мишенью для едких стрел.

Усталость зеркал от ликов —
Всё серою чередой.
Но шепот, разбившись криком,
Восходит в кипящий зной.
… показать весь текст …

Смесь в бокалах из серых будней.
Пить мне боль эту иль не пить?
Что же с нами, мой милый, будет —
Нас помиловать иль казнить?

Не пугайся, люблю не больно —
Сразу махом и навсегда…
Как последствие — в сердце штольня.
Страсть и боль — вот и вся руда.

Что ни день, то как миг последний —
Бог пока ещё милость шлёт.
Но устала от злых комедий,
Жизнь меж пальчиками течёт.
… показать весь текст …

Приказом время молча забывать
влекущий зной твоих больших ладоней.
Прохладной кожи шёлковую гладь
и россыпь вздохов слаженных мелодий.

Хоронит нас нещадно тишина
забытых слов, оброненных случайно,
и терпкий вкус забытого вина,
и аромат в стакане розы чайной.

Эдемским яблоком влечет луна —
соблазном то ли райским, то ли адским.
А под окном в расцвете белена
и ветер вором, не простым — багдадским.
… показать весь текст …

На чердаке скребётся тихо мышь.
В подвале мульку алканавты пьют.
Течёт луна со старых впалых крыш.
Но в комнате прижившийся уют,

натянутый струной библейских арф,
в старинных книгах всех познаний мёд.
Я пятый год довязываю шарф
в надежде, что зимою он придёт.

Среда сегодня. Сеет мелкий дождь,
а завтра снова азиатский зной.
В стене застрявший пулей ржавый гвоздь.
На столике с просрочкой проездной —
… показать весь текст …

В холодный вечер так уютен блюз
томительной и вязкой нежной властью.
Браслет серебряный сковал запястье —
с собой в Египет приглашает Прус.

Но нет… Сегодня время для стихов.
Мигает лампа — в спину дышит демон?
Луна — раскрывшаяся хризантема
со знанием забытых языков…

Чернильница кипит — огонь в душе.
Пишу кириллицей на чистом русском.
У лампы статуэтка — клон этрусской.
Ата’нде…осторожнее. туше…
… показать весь текст …

Проснись и слушай — прорастает день
из сонного и трепетного мрака,
зерном не более, чем семя мака…
Бледнеет ночь, а просыпаться лень.

Пролистан лета благостного том —
закладка из ромашки добрым знаком.
Плывём в забвенье золотым каяком,
вслед лето машет призрачным платком.

Проснись, послушай шёпот жухлых трав.
Сопротивляясь ветру, шепчут: «живы…»
Краснеет яблоко /похищено крапивой/
последней точкой августовских глав, —
… показать весь текст …

Как раскалённый острый тонкий нож
ложится в масло без сопротивленья,
так ты рассёк мне левое предплечье
в попытке сердце пальцами извлечь.

Оно твоё. Зачем же вечный бой,
и этот привкус плоти с тёплой кровью?
Неужто для охотника важней
добыча, а не взятый сердцем след?

Ты не поверишь, — тоже след взяла,
но лишь затем, чтоб быть тебе опорой
в минуты тёмных мыслей и забот,
отчаянья безумного… и боли.
… показать весь текст …

Мороз январский циферблатом ходит.
Дыхнёт в окно — рассадит мёртвых птиц.
А где-то там, в подземном переходе —
продажа канареек и синиц

живых… Цена пустячная, копейки.
Накрыта клетка курткой на меху.
Сезон беды… Уныло канарейка
помалкивает. Песни все втруху.

Какой ей смысл показывать таланты,
когда ведёт пергаментный еврей
все партии подземных музыкантов?
Здесь жизнь своя. Почти что «Дю солей».
… показать весь текст …

На пороге зима. Обреченность звериной тоской.
Хорошо бы уснуть лет примерно на сто или двести,
а проснуться внезапно в таком неожиданном месте,
и в обличье ином… Например, златошёрстной лисой!

Календарь просчитался. Отсчет получился назад
не на двести, на тысячу… Боже мой, кем я проснулась?
Дым костра, казаны, глинобитнотое чрево аула,
степь Тургая и скачет на запад раскосый сармат…

Тьма и тьмы этих конников ярых и стрелы летят.
Помолиться кому? Не придуманы новые боги.
А от прежних лишь раны, глубокие шрамы, ожоги.
Милосердия эра не скоро — здесь боги казнят.
… показать весь текст …

Предзимье. Всё впадает в летаргию.
Парк обнажается до антрацита
с диагнозом иммунодефицита,
а может быть всё с тем же — анемия.

Безмолвие. Всё меньше алых красок,
всё больше ложной лёгкости туманов.
Луна на дне уставшего фонтана
утоплинницей сонной рыжевласой.

В ночь выдыхают боги дождь со снегом
холодными морозными губами,
насильно день и ночь латая швами…
Как хорошо, что дом сквозь них — ковчегом.
… показать весь текст …

Как в горло горячей струей сигарета,
Как в сердце без повода пьяный мачете,
как проигрыш дьяволу ставки на душу,
как выброс кита на безлюдную сушу,
Как снег в Маракеше, а зной — в Антарктиде,
Так я задохнулась, тебя вдруг увидев…

Как сонная одурь, да вдруг с перепою,
Как крылья из марли за хилой спиною,
Как ложка горчицы в медовом бисквите,
Как полюсы в цепком железном магните
Так ты вдруг опешил, столкнувшись со мною,
Готовый к незримому вечному бою.
… показать весь текст …

Там в суете и тьме глухих столетий,
где истины меняли, как перчатки,
где правда — скороспелые зачатки,
был каждый третий жалким пустоцветьем.

В прах рассыпая дальность расстоянья,
не думаем что было… Будет после…
Без днища лодка, но мы ищем вёсла,
закланные на кровоизлиянье.

Похоже, жить в нас что-то не желает.
И в то же время умирать не хочет…
Пороки бес тихонечко пророчит,
но Бог лампаду нет, не зажигает.
… показать весь текст …

Люблю писать стихи карминной вязью.
Игра иллюзий — красное на белом,
где ты на мушке под моим прицелом,
а я на мушке сумасшедшей связью.

Вот так кинжал скользит по бледной коже
предупрежденьем — «я могу и ранить».
Но мы друг другу бескорыстной данью,
все точки болевые смыслом схожи.

И потому кинжал скользит игриво,
пусть бьются на ветру в порывах флаги.
Пустяк, что мы с тобою на бумаге,
где вязь карминная летит курсивом.
… показать весь текст …

Знаю, больно плутать по холодной и скользкой дороге,
если небо беззвёздно… беременно мрачною тьмой.
Ночь всегда испытанием гневно-безумным. Прологом,
если ангела нет и не будет уже за спиной.

Если всё отгорело и полон отчаянья выдох,
и не радует чистый немыслимо девственный снег…
Ты бывал многократно в подобных с судьбою гамбитах —
ты душою сармат кочевой… Древний скиф… Печенег…

Так чего же бояться, алтарь твой свободен от скверны.
Независим холодной надменной и дикой душой.
Часто дань для тебя всеобъемлюща и непомерна,
что не страшно бывает пред собственною нищетой.
… показать весь текст …

Сумятица в сердце. И больно, и сладко дышать.
Ладони твои, словно лодочки, нежно плывут
по коже, взрывая до ритма прохладную гладь…
Минута и все «камелоты» в мгновенье падут.

Тьма гаснет, съедает беглянку медовый восход.
Расплавленным снегом, измятым, белеет постель.
Надкушено яблоко, сок источает ренклод —
наш дом пастораль, сад — изысканная акварель.

И мы в нём наследники древности — кем ещё быть,
когда ты любовью распят да и ей же крещён?
Я знаю, нам вместе сквозь бремя бессмертия плыть,
оставив другим блеск и роскошь картонных корон.
… показать весь текст …

Через сотню веков возвращаешься в прежний мир
с удивлением — так же мятежен и нравом груб.
За спиною всё той же бессменностью конвоир.
Так же зол — он несчастен. Но в меру умён и глуп.

Где-то бог обживает заброшенный в дебрях скит.
Капельмейстером бес — позолочен деньгами храм.
У него белоснежный (алмазами шит) прикид,
и отбеленность хлоркой… остался на шее шрам.

Ты выходишь из тьмы первозданной всё в тот же ад.
И руками не флейту сжимаешь — вложили меч.
Сколько грянет подобных, таких же дьяволиад —
никому неизвестно… и некому их пресечь.
… показать весь текст …

У неба кракелюровое дно —
потоп библейский через сито трещин
с лихих времён нам осенью завещан.
День-ночь одно и то же домино.

Не знаю лиц небесных игроков,
но ставки — на терпение людское.
Ковчег пока что не задуман Ноем,
но срок назначен — сорок сороков.

Затоплен сад — вишневый мой Эдем,
где солнце спит в дрожащих хризантемах.
Подсолнухи в обуглившихся шлемах
смирились без слетевших диадем.
… показать весь текст …

А мир всё тот же смачный Мулен Руж:
и там, и тут — беспечное веселье.
Заманчивые вздорные качели,
с которых часто ликом в слякоть луж.

Бессмертие наивным не грозит:
душа-то есть, да не обжитым храмом.
Им каждый день прекрасен без ашрамов,
важнее яблоки под стражей гесперид.*

Урвать и тут же молодость продлить,
без разницы чей счёт оплачен будет
Всевышнего иль дьявола… /Кто судьи?!/
И в рай, и в ад одна и та же нить…
… показать весь текст …

Львы задумчиво холодны — веет борей. Петербургский
колорит всё такой же — зажатость в свинцовый гранит.
Двор колодцем сырым. Пёс бродячий — он не андалузский.
И Нева потемневшая… В ней не вода — гематит.

Мне согреться бы чем-нибудь. Бармен, увы, бестолковый
предлагает вдруг чай… Видно водка совсем не к лицу.
Город держит в объятьях, похожих скорей на оковы.
Шпиль на адмиралтействе подобен заточкой шприцу.

Я больна Петербургом. И город оттаявший болен.
Но не мной — я привычно сливаюсь с безликой толпой.
Ангел там, на Дворцовой, дворы — наподобие штолен.
Здесь охраною пёс. Ощетиненность стен скорлупой.
… показать весь текст …

Пророк задумчив. Хитро щурит глаз:
что предсказать насмешливо гадает.
Соврёт и тут же руки умывает,
кивнув на золотой иконостас.

А ты стоишь и видишь — хода нет,
не зная плакать или рассмеяться.
Так кто сегодня истинным паяцем,
что означает крестик-амулет?

От смерти не спасёт. Тогда зачем
всегда тузом в отыгранной колоде?
Неужто данью похотливой моде?
Кого ни спросишь — каждый глух и нем.
… показать весь текст …