И тут его уста разомкнулись, и было произнесено: «Манка!»
Я все поняла, заметалась и стала кидать в корзинку сливочное масло, яйца, творог, изюм. Мир завертелся бурунчиками, заискрил, взметнулся, новогодняя елка, криво притулившаяся у входа, выпрямилась ракетой, два заросших разбойника-абрека, мучительно выбиравшие плоские лепешки, на мое проникновенное: «Пустите, ребята!» промяукали: «Пожалюсто, пожалюсто!» Уборщица со страшной машиной, которая сама моет, жужжа о несбыточном, лихо прокатилась через весь торговый зал, и как точка зазвенел вопрос кассирши: «Два пакета бьем или в один ложить будете?»
Вот так, всего одним словом, мужчина может всколыхнуть вечерний покой и дать понять, что сегодня надо стряпать запеканку. Такую вкусную как когда-то в детском садике, когда еще Берлинская стена стояла крепче крепкого, а Брежнев целовался прямо в телевизоре.