Дантово озеро, Рейлевы острова —
Не останавливай память, предвиденью не завидуй.
Я выбираю жизни, а ты — слова,
Алые буквы, язык королей и мимов.
Где нас настигнет встреча, в какой стране?
Что будет в моде, что завтра поют в капелле?
Сколько таится ангелов на игле,
Той, что сошьёт одежду для менестрелей?
Мне неизвестно. Я помню всегда одно:
Дышишь — срывай всё, что можешь сорвать до ночи —
Маски, плоды /виноградную гроздь «мерло"/…
Всё, что таинственно /всё, что так сильно хочешь/.

Ты это вспомнишь, когда я сожму ладонь
… показать весь текст …

Исповедальня стоит на краю горы —
Лучше не делайте резких движений, miss.
Нынче священники молоды и быстры,
Но не спасают всех жаждущих падать вниз.
Жаждать — прекрасно, но я предпочту хотеть
Слов и вина, хотя то и другое — боль.
В небо закинута утром тугая сеть,
Если Вы с неба — пора бы назвать пароль.
Кто Вы такая, скажите мне в двух словах?
Исповедальня стоит на краю зари…
Можно не каяться в страшных земных грехах —
Просто принять их, как щедрых богов дары.
Лучше не делайте резких движений, miss.
Мой Ватикан — три стены и кусок сукна.
… показать весь текст …

Разум сдаётся пред словом коротким «вечность»,
Сдайся мне так же, когда подойдёт пора.
Звуки умолкнут, но выйдет Шопен навстречу,
Дева Ван Дейка выглянет из окна.
Словно по нотам сыгран момент причастья —
Красным вином окрестил нас суровый Бах,
Чтобы мы пили долгие дни ненастья,
Глядя на Мойку в серых её тонах.
Эта Венеция будет куда грубее —
Плащ не наденешь, светлых не скроешь лиц.
Мне бы хотелось встречи с тобой южнее,
Вне этих невских, ветреных вне границ.

Полночь твоей рукой остановит время,
… показать весь текст …

Хоть имя поменяй, хоть веру, хоть лицо,
В костёле пой весь век, иль стань седым азанчи:
Родился в этот мир — останешься слепцом,
С иллюзией святой, что вечный ты и зрячий.
И прост твой механизм, и суетны дела —
Но думаешь: «Мой Бог, как глубока природа
Души моей большой, когда ищу тебя
В полночной тишине на сцене небосвода».

Но призрачен актёр, хоть явственен сюжет,
Дела слепца порой жестоки, но наивны —
Слепцы летят во тьме, как бабочки на свет.
А что неярок он, в том разве мы повинны?

Сядь у прибоя со мной, захвати коньяк.
Камни прогреты солнцем, но скоро снег.
Знаешь, какой выше всех на земле маяк?
Тот, что не виден, хотя на глазах у всех.
Я покажу рукой, улыбнусь во тьме
/нет ни черта, но ты скажешь: «я вижу свет"/.
Боль, как и соль, не приходит, мой друг, извне,
Да и лекарства от них, вероятно, нет.
Можем играть мирами — играем в гольф,
В твист или покер, на крайний — всегда в любовь.
Бой справедлив /век на месте стоять изволь/ -
Целятся в белую /ранен всегда король/-
В белую барышню, ту, что и есть маяк…
Камни прогреты солнцем, но скоро снег.
… показать весь текст …

Мой дом открыт дыханию весны,
На подоконнике белеют гиацинты.
Но я рисую сумрачные льды
И пёрышко полярной белой птицы.

На развороте нового листа —
Несутся волки по пустыне снежной,
Покорны власти, колдовской и нежной,
Той девушки, что правит всем одна.

Её лицо — белей самой Зимы,
А волосы — рыжее лисьей шубы,
Красней морошки августовской губы,
Сиянье Севера — её дневные сны.
… показать весь текст …

Расскажи мне, мой друг, что ты знаешь про этот мир? Я здесь сорок веков, но, похоже, всё так же глуп. Неусыпное око мой алый прожгло мундир, Петропавловским шпилем языческий выгнув лук. Старый бес у заутренней смотрит на кроткий Спас и кусает антоновку, словно запретный плод. Расскажи мне, мой друг, что за ангел так сглазил нас, что тот яблочный сок вместо крови теперь течёт? И когда я пойду за околицу, срезав путь через самый кромешный невидимый дикий лес, расскажи мне о мире немного, совсем чу…
… показать весь текст …

Схимница — испуганная девочка
В тёмном мире ягодном, лесном.
Алая потерянная ленточка
Над твоим повязана крыльцом.
Бог зайдёт к тебе перед заутренней,
Постоит босой у косяка,
Руницей неведомой, запутанной
Выведет два слова у замка…
И пойдёт к реке дорожкой узкою,
Монастырской хоженой тропой.
К девочке, под старенькою блузкою,
Даже не притронувшись рукой.
Ягодный и русый, незабудковый,
С древним ликом тихвинских икон,
… показать весь текст …

Велико искушение быть во главе угла —
В самом красном углу, даже если ты зверь по крови.
Как созревшее яблоко, бог упадёт с креста,
И никто его больше в сочной траве не тронет.

Назови меня богом прежде, чем вспыхнет свет,
Назови меня зверем прежде, чем он погаснет…
Призови на холодный прихожей твоей паркет —
Я тебе расскажу о своей незаконной масти.

Это больше, чем власть — населять безголосый мир
Звонкой пригоршней слов, сочинять монолог героя.
А в итоге стоять в белом поле, как тот менгир —
Все ушли далеко и, как водится ныне, строем.
… показать весь текст …

А мир раскроен пополам —
На инь и ян, на чёт и нечет,
На белый день и тёмный вечер,
На смех твой, на мою печаль…
И я неволен выбирать
Себе сюжет для этой роли —
Во встречном ветре мало соли,
Что б новый парус поднимать…
Чтоб выбирать другой финал,
Другое имя, век и рифмы,
Чтоб верный парусник на рифы
Направить, словно на причал.

Везде, во всём твой лунный след —
… показать весь текст …

Время, любовь моя, это всего лишь линия: тронь её пальчиком — и зазвенит струной. Под эту музыку призрак седой Вергилия гостем неназванным встанет на мостовой. Не отвечай ничего, только слушай издали эту партиту, в которой есть я и ты. Кто её пишет? Не знаю… Такими чистыми падают с неба тающих нот листы. Тронь же их пальчиком — вызови нас влюблёнными, полными света, страсти, вина, времён… Чтобы наутро теплой, изящной, сонною — я обнимал тебя, пряча в ладонь твой стон. Лентой серебряной бог мой вплетётся в волосы, в рыжие кудри твои, как сто книг назад. Время — лишь поле, сжатой лаванды полосы — тронь его пальчиком, вызови листопад белых страниц, неисписанных Бахом, Генделем — только лиловой вязью моих чернил. Перебирай эти струны медленно, слышишь, медленно… Время — лишь линия тонких стальных перил там, где стоим, наклонившись с другого берега, прямо над морем бешеной мостовой. Время — лишь нить, что натянута кем-то бережно, вечная музыка между тобой и мной.

Мы вышли утром с тобой из дома,
Нам было где-то по 200 лет.
Я взял с собою бутылку рома,
А ты — подаренный мной браслет.
Нам, грешным, солнце светило в спину
/о, этот бога ручной фонарь/.
Хотелось нам перейти долину,
А дальше просто: кто в ад, кто в рай.
Но любит жадно тебя мой ангел,
И так привязан ко мне твой бес —
Что даже тот, кто повыше рангом,
Сжимает нервно в ладонях крест:
Куда отправить двоих вот этих,
В который раз приходящих к нам?
… показать весь текст …

Ляжешь поздно, когда пропитаешься Гёте и виски,
Будешь думать: откуда приходят такие слова,
Как слагается повесть и полнятся раненых списки —
Тех, что книги читают, в прицел подставляя сердца?
Тех, что пишут их кровью, и сами не знают об этом,
/пока хватит чернил — будешь жить, а потом — за порог/.
И не веришь всерьёз, что тебя называют поэтом,
Потому, что не знаешь кто автор тобою написанных строк.
Словно пишешь себе из какого-то тёмного века,
Где звучали мечи камертоном к короткой судьбе,
Там, где шут за окном задыхался от горького смеха,
Пока ты умирал, прижимаясь щекою к траве.
И горел манускрипт, и пылало закатное солнце,
И хотелось дышать, но дыхание выкрал туман…
… показать весь текст …

Разве волки любить умеют
Не луну, не себя, не кровь?
Волчий Бог, я в тебя не верил-
И наказан тобою вновь.

След холодной, степной волчицы
Манит слепо который день,
Пахнет грустью, полынью, мёдом
И мешает улечься в тень.

Я не помню, где бьётся сердце,
Я весной не бываю пьян…
Кто открыл потайную дверцу
В снов горячий, пустой дурман?
… показать весь текст …

смотрю в окно — небо сегодня, как синяя рапсодия.
Солнце режет глаза… Как странно устроен мир —
Мне тридцать девять, а я только что понял,
Что ещё совсем молод…
Я жду тебя. Ты идёшь по городу лёгкой походкой,
У тебя голубое платье и рыжие волосы…
Когда ты улыбаешься — у меня замирает сердце.
Закрываю глаза, ты становишься ближе…
Улыбаюсь… Это просто весна…
И небо, как синяя рапсодия…

Убегай… Я прекрасный ловчий, моя кровь крепче старых вин. Мне казаться жестоким проще — это таинство, mon ami… это вечный инстинкт охоты — ты бежишь и зовёшь к себе. Это вечное «кто ты, кто ты… обернись же лицом к стреле». Промахнусь… подойду поближе — это каждой охоты цель, лунный гонг отзовётся трижды и стрела попадёт в мишень. Я узнаю свою добычу по глазам, по рисунку вен… её белых колен величье — это ловчий, попавший в плен. Моя кровь — виноградный Rothschild, самый алый июльский сок… Я собрал сотню добрых пошлин, самый нежный простой оброк. Никогда не жалел о прошлом — тот, кто сдался — уже не цель… ты устанешь к утру, возможно, наигравшись со мной в мишень.

И тогда я пойму, что загнан, уведён в вековую даль… что на сердце темнеет рана, и анжуйским горит печаль. Я — твой самый последний ловчий, моя кровь крепче старых вин. Я охотился этой ночью, но добычей настигнут был.

Старинным ножом разрезаю небесный свод
/Он выцвел в июне от солнца твоей любви/.
За сводом семь ангелов — тех, что не зная нот,
Поют и поют бесконечный псалом: «Прости».
Но вторить не буду — я верен своим грехам
Как истинный рыцарь, как демон всех невских вод.
Не жди от меня покаянья — я знаю сам,
К кому и когда я пойду за прощеньем вброд
По этим болотам, по руслам иссохших рек,
Где идолы дремлют, где спят подо мхом мечи…
Где в тёмных лесах притаился мой громкий смех
Над собственным страхом найт…
… показать весь текст …

Не приручишь ни зельем, ни вином —
Спи на плече, не трогай мандрагору.
Ведь ты и я, согласно договору,
Наполнены не светом, а огнём.
Высоким жадным пламенем костров —
Вдыхай меня, вдыхай, пока ты дышишь…
Ничьё дыханье мне не будет ближе,
Никто с тобой не будет так суров,
Так нежен на исходе сентября,
Когда Луна взойдёт над диким лесом.
Вдыхай меня, как бог вдыхает мессу,
Как парфюмер движенье вещества.

Пока ты здесь — мне ночь всегда мала,
… показать весь текст …

Мера моя высока, но таков закон — я сорвался с небес не за тем, чтобы падать ниже. Ты, которая смело хранишь мой сон, не зови меня ангелом — ангелы людям ближе. Я же вечный и тёмный, странный, наивный зверь — ибо звери просты: от любви до клыков — секунда… Я, срывающий двери миров с петель, тихо плачу в колени твои на ступенях Лувра. Потому, что нет места зверю на небесах, и земное вино за столетье пропахло тленом. Этот мир — только ленточка в волосах, только отзвук ружья, остальное — небыль… И пока я смотрю, но не вижу нас, утопаю в снегах на полях Прованса — разложи этот мир, как простой пасьянс, как забытые па городского танца… Пусть он будет понятен тебе и мне — будет ангелом зверь, будет дева — тайной. И тогда, прикоснувшись к твоей руке, я забуду про всё, кроме нот венчальных.

Травы звенят и в атаку идёт печаль — я отступаю, поскольку храню слова. Прямо по курсу наутро встаёт Версаль, старые тени на новые взяв места. Вот мой садовник, стареющий вот король, вот королева, которую выбрал шут… Я в этой пьесе банально не взят на роль, лишь оттого, что часы мои вечно лгут. Проще сказать, что не ходят который год, шпагами стрелок прицельно пронзив меня. Тени вокруг виртуозно плетут гавот, парами… парами, мимо меня скользя. Делаю вид, что я счастлив, храню лицо, пальцами сжав проржавевший насквозь эфес, тени танцуют, сжимая тесней кольцо, тихо шепча мне, что я серафим и бес.

Спит королева, смеётся и курит шут. Травы звенят, прорастая неспешно в зал. Я не молюсь — повторяю: «создатель крут, если осмелился вызвать меня на бал».

Пишется кровью всё то, что не стоит строк… Я устою оттого, что печаль проста. Я сберегу тебя, мой молчаливый бог, в мире где ты никогда не берёг меня.