И вот, идешь, — а они стоят. Поперек дороги, по трое в ряд, и молчат, и пялятся, и бугрят их одежду стволы на взводе.
А один к тебе подойдет впритык, — да замрет, почесывая кадык, захрипит:

«А есть закурить, мужик? Ну, или хотя бы совесть?
Мы давным-давно за тобой следим, это мы — твои ангелы. Ты один
но зато хранителей, паладин, озадачил четыре взвода.
Мы конвой, разведка и гарнизон… Это мы прикручиваем шансон по маршруткам! И охраняем сон, — по типу громоотвода.
Это мы храним тебя от чум…
… показать весь текст …

Мы переспали случайно. Утром
я что-то делал, звонил кому-то,
и, может быть, через полчаса — заметил её глаза.
Густые волосы, высокие скулы.
Вспомнил, как мы вчера уснули.
Что было до этого, прошлым вечером.
Как долго мы болтали о вечном.

Коса. И мини. Длинные ноги.
Манера все время шутить о боге,
футболка в обтяжку, молния сзади,
стоны на автостраде.

— Наверно, хватит уже шататься.
… показать весь текст …

детка, я пишу тебе на салфетке
рвущейся на мелкие лоскуты

на столе заветренные объедки,
под столом разгуливают коты.

детка, я совсем проигрался в покер
шлюхи называют меня «месьё»

да, тебе наверное это похер
только не могу не писать, и всё.

детка, лето кончило на июле
белыми пушинками тополей
… показать весь текст …

Дом — это там, где кот? Или там, где свет?
Дом — это место вообще? Или даже нет;
Дом — это крест окна посреди зимы?
Дом — это стены?
Дом — это там, где мы.

Что это — дом?
А каждый решает сам.
Если нашел — заметно и по глазам,
и по манере везде забывать ключи.

Спрятался дом:
Давай. Выходи, ищи.
… показать весь текст …

Так пусто
без твоего плеча и глаз, меняющих цвет.
Сражаться бы за тебя на мечах, только меча — нет.
Не с кем драться и побеждать — некого победить.
Километры. Они лежат. Лежачих нельзя бить.

Тебя я знаю уже давно, не зная тебя и дня.
И все слова прозвучали, но звучали не для меня.
А взгляды, резкие, как гаррота, пойманы в основном
по снам и фото. Я для чего-то
стану твоим сном.

На остановке поют ветра: «Иди! Уходи! Вставай!»,
туманы до десяти утра. В измороси трамвай,
… показать весь текст …

Я собираю тебя по осколкам,
Яркой мозаикой изо льда.
Боже! О боже, ты помнишь, сколько,
Сколько веков никакого толка,
Сколько столетий — белиберда!

Я нарисую тебя… Рисую.
Вот нитрокраски, акрил, гуашь.
Я по дороге купил простую
Пачку бумаги — уже шестую,
Ручку, фломастер и карандаш.

Я начинаю тебя с иллюзий,
Я создаю тебя из мечты.
… показать весь текст …

Слушай, привет. Алё. Разбудил? Скучаю.
Скучно мне, то есть. Можешь поговорить?
Или послушать. Знаю я время, знаю.
Можешь? Отлично. Практически ты святая.
Это… Секунду. Хочется закурить.

Я? Как всегда. Фиолетовая ветровка.
Или зюйдвестка. Пока не пошел зюйд-вест,
так мне ее называть неловко. Ловко.
Вокруг у меня аптека и остановка.
И поваленый знак «объезд».

Фонари слепЯт. Светофоры мигают желтым.
Я застрял. Ну да, почти у тебя внизу.
… показать весь текст …

Когда Иосиф Бродский засыпает, и граждане ложатся по местам, и песенкам на горло наступает стальная ночь, ступая тут и там, и в каждом силуэте катастрофа, и дрогнула последняя свеча — выходим мы, заваривая кофе и чайные пакетики точа.

Не мафия — защитники ночные, отдельный человечества подвид, — мы совы, таурино-часовые, измученный глициновый Давид. Статьи на завтра в номер не готовы, не шьется стафф, не учится билет, — и это всё доделывают совы. Приятно познакомиться, привет.

Нас обжигает первая зарница, будильник валит, как гранатомёт, а сон уже давно нам только снится, и вечный бой нам песенки поёт. Да, мы не спим, мы медленно моргаем, мы веком поднимаем кирпичи, и не будите, твари, умоляем — мы клали зоб на первые лучи.
Ни ради Эос, девы златокудрой, ни именем Авроры (и ничьим)
— не надо, господа. Страшны мы утром. Мы стра-ашно укоризненно молчим.

Я сварю тебе кофе, большую кружку,
И укутаю в теплый и пестрый плед.
Превратится квартира в лесную избушку,
Глупый ящик накроем, погасим свет.
Нас согреет свеча на тарелочке белой,
Я сыграю на флейте, потом спою…
Расскажу тебе сказку, как рыцарь смелый
На погибель пошел за любовь свою.
Этот вечер уйдет и останется в прошлом,
Я не знаю, любимая, что впереди.
Умирает твой рыцарь.
И больше не может.
Слышишь? Просто… Пожалуйста…
Приходи.

Ощущенье сути от века крепло
между боли, крови, руин и пепла.

Но пока милосердие есть сосуд,
— и сосудом распятого обнесут,
и покуда неграмотным нет закона,
и покуда неверие есть икона,
и не хлеба ради, а зрелищ для
правосудие кесаря есть петля;

И покуда искренность есть апломб,
и сначала в спину, а после — в лоб,
и ничтожно малый скорее цел,
и скрещенье линии есть прицел;
… показать весь текст …

Александра уходит, распутывая наушники.
Она покидает стены, ставшие душными.
От Саши разит ромом. В любом ПТУшнике
видит признаки Пушкина.
Александра сидит на Сплине и книжной пыли.
Симпатичные ноги под леггинсами застыли.
А еще постоянный гундеж о каком-то шиле
ей опостылел.

***

Александр уходит с пляшущей вечеринки.
У него в чехле от фотика чьи-то стринги.
Что забавно, начиналось все в Мариинке,
… показать весь текст …

А он не удалял её сообщения.
Письма хранил в кармане. Всегда носил.
Читал. И, если не было освещения,
До ночи твердил, покуда хватало сил:
«Солнышко, мой хороший, я скоро буду,
скоро приеду, я очень тебя люблю…»

Плакал. Глядел на фото…

«Я верю в Чудо.
Я не умею молиться. Но я молю.
Боже, пожалуйста! Вместе. Опять. Как было.
Господи, слышишь? Пожалуйста. Навсегда.
Правда, что Там… она меня… не забыла?..»
… показать весь текст …

— Я продаю ангела, — сказал человек.
От него пахло дождем и вишней.
— Новенький, почти нулевой пробег…
В общем, у меня появился лишний".
— Что за это хочешь? Небось душу?
— Душу, парень, богу потом отдашь.
Просто посиди. Помолчи. Слушай.
Может, намотаешь на карандаш.

***
Демоны всегда убегают резко.
Утром просыпаюсь — ее нет.
Остается старая смска,
счет за пиццу, воду и интернет.
… показать весь текст …

совсем несложно заткнуть человеку рот.
тишина отличается после полёта пули,
в момент, когда закончился кислород,
когда человека вынули, окунули,
и снова вынули, и подключили клеммы,
когда по морде стекают кусочки крема,
когда смыкается челюсть и слышен лязг
от тридцати серебристых её защёлок,
когда девчонки молчат из-под чёрных чёлок,
когда мужчины стоят, обхватив детей,
когда говорят не т. е.

тишина бывает другая: когда наутро
смотришь, как через комнату бьют лучи,
… показать весь текст …

До чего отвратная погода в экзистенциальной пустоте.
Я иду уже четыре года, три из них — мечтаю о коте.
Я иду долиной смертной тени, — он бы пригодился. Разве нет?
Приносил бы вкусные пельмени… Мы бы с ним взорвали интернет.

Года два мечтаю о зарплате.
Больше полугода — о тебе.
И не обязательно в кровати,
и не обязательно теперь.

Я вообще к нирване очень близко.
И ружье имею. А грешу
редко, неохотно и на вписках.
Вот, — стихи дурацкие пишу.
… показать весь текст …

Старше. Развратней. Строже. Закомплексованней.
Серый. Подпалины. Метр-пятнадцать — холка.
Он из породы самых ужасных оборотней.
Волк он,
который
превращается тоже в волка.

Разница в цвете шерсти и настроении
Разница в чувстве голода и рычании,
Разница в интонациях, приручении,
разница в ощущеньях по окончании.

Белые зубы такие же ледяные,
Жесткая шерсть остается такой же жесткой.
… показать весь текст …

пройдет и год, и два, и пять. мы обернемся у порога.
так долго надо объяснять… но будет сказано немного.
девчонки, как часы, стоят, звеня на грани полужеста,
и полуслово, полувзгляд, и это полусовершенство
— бессмысленны, пока рука сжимает сумку, но не руку.
как стрелки мы стоим и как
они же — движемся по кругу.

в кармане пачка сигарет… не помню, как там дальше пелось.
а то, что счастья в жизни нет, — так и не очень-то хотелось.

всех на прощание обнять, на остановке, переходе…

так долго надо объяснять.
… показать весь текст …

У меня есть ангел-предохранитель.

Каждый раз он советует мне: «Остынь. Да какой из тебя, извини, воитель. Ты не любишь себя? Ну, давай, — простынь! Простудись! Можно будет лизать варенье… Можно будет лежать и читать, читать… У тебя же отличное настроенье. У тебя же отличный диван-кровать! У тебя интернет, у тебя работа, у тебя же девушка, идиот!»
Только если подступит… Оно как рвота, стартовавшая после парада рвот.

Я сдвигаю ангела вниз, направо. Ангел щелкает.
Молча взведу курок.
Вспоминаю патрон.

Иногда кроваво.
Иногда получается между строк.
Прагматизм стирает.
Цинизм увечит.
Мизантропия дробью летит в толпу.
… показать весь текст …

А Тебе приходилось бывать дождем?

*Это когда плохая погода — ты.
Это когда у тебя голубая кровь.
Это — люди выщелкивают зонты,
спицами рассекая тебе бровь.

Это когда идешь — и не возвращайся.
Это когда не с тобой, а в тебе — плачут.
Навсегда. По-английски. И не прощайся.
Ты не такой, — морем, рекой,
значит…

Значит, ты понесёшь новую жизнь.
… показать весь текст …

Заходи послезавтра, в восемь.
И с печеньками. Или пледом.
Если долго глядеть на осень,
слушать скрипы, смотреть на просинь,
то проснешься, наверно, летом.

Я тебе почитаю книжку.
Или даже доверю чашку.
Вспоминаю того мальчишку,
он когда-то доверил лишку —
и с тех пор закурил взатяжку.

И с тех пор полюбил рассветы
Одиночество и закаты,
… показать весь текст …