Я собираю тебя по осколкам,
Яркой мозаикой изо льда.
Боже! О боже, ты помнишь, сколько,
Сколько веков никакого толка,
Сколько столетий — белиберда!
Я нарисую тебя… Рисую.
Вот нитрокраски, акрил, гуашь.
Я по дороге купил простую
Пачку бумаги — уже шестую,
Ручку, фломастер и карандаш.
Я начинаю тебя с иллюзий,
Я создаю тебя из мечты.
Очень удобно, спасибо музе,
Столько незначащих слов, аллюзий,
А в результате выходишь — Ты…
Эти обводы придется тушью
И — не дыша. Не тверда рука.
Твой силуэт, как суму пастушью,
Вечно таскаю с собой. Удушье
Не совладало со мной пока.
Я нарисую тебя слезами:
Вся акварель для людских страстей —
Так получилось, что люди сами
В общем, почти из воды — глазами,
Телом и каждою из костей.
Душу твою нарисую кровью.
Суть на двоих, остальное — дым.
Желчью — слова. По тому присловью
Внешне ты — просто поводишь бровью —
Кто-то же должен быть Добрым. Злым…
Что-то закончилось. Может, краски?
Может, работы уже финал?
Только одно непонятно в сказке:
Передавал я твой образ в краске?
Из ничего тебя создавал?
***
***
Так пусто
без твоего плеча и глаз, меняющих цвет.
Сражаться бы за тебя на мечах, только меча — нет.
Не с кем драться и побеждать — некого победить.
Километры. Они лежат. Лежачих нельзя бить.
Тебя я знаю уже давно, не зная тебя и дня.
И все слова прозвучали, но звучали не для меня.
А взгляды, резкие, как гаррота, пойманы в основном
по снам и фото. Я для чего-то
стану твоим сном.
На остановке поют ветра: «Иди! Уходи! Вставай!»,
туманы до десяти утра. В измороси трамвай,
и город, североглаз и твёрд, стоит, травинку жуя,
но, знаешь, — он тебя очень ждёт.
И в нём тебя жду я.