Зима была тёплая, к тому же заканчивалась. А дома было и вовсе жарко
из-за отопления. Поэтому Михалыч сидел за компьютером почти голый.
Читал почту и завтракал.
Позвонили в дверь. Михалыч крикнул «открыто!». Пришла Лиза, их лаборантка и многодетная мать.
— Привет, Михалыч! Я часы перепутала на час. У Маши родительское собрание,
школа рядом, перекантуюсь у тебя. Не против?
Она раздевалась, пока говорила. Потом вошла в комнату.
— Какая жарища у тебя! — и совсем разделась.
Ну, почти совсем.
И села на подлокотник к Михалычу. Михалыч посмотрел на часы в мониторе
и сказал:
— Ты в профиль вылитая леди Винтер! Давай сделаем, будто я Д’Aртаньян.
— Не успеем, Михалыч. Давай: пусть Д’Aртаньян скачет и сражается до пятницы.
И с нетерпением ждёт.
— Мадам, у нас больше получаса, мадам…
— Месье, мы оба знаем Ваш стиль и Ваш темп. А Его преосвященство не выносит
меня взъерошенную и рассеянную.
— Какое ещё преосвященство? Тогда отсядь! Не соблазняй и не отвлекай.
Иди, вон, полежи.

В комнате кроме компьютерного стола и кресла был ещё только один предмет
мебели — двухспальная кровать светлого дерева. Лиза сказала:
— Наконец-то распаковал мой подарок! Я тебе это бельё ещё на День артиллерии
подарила. Шведское, между прочим… А почему одеяло просто лежит поверх
пододеяльника?
— Не вставилось оно. Да, и какая разница? — Михалыч развернул кресло к ней.
— Ну, ты даёшь, Михалыч! Что значит «какая разница»? Совсем уже с мезонами
своими…
— Я-то как раз абсолютно конструктивен. Иди сюда. Смотри.
У пододеяльника два слоя? Два! —  и напечатал на мониторе:

«О П П П О П».

— Коммутативный закон. От перестановки слагаемых… «О» — означает одеяло.
«П» означает один слой пододеяльника.
— Не согласна, Михалыч. Вот, допустим, мы с тобой слагаемые…
— Похоже, мы только по пятницам слагаемые, — пробурчал Михалыч.
— … И если тебя приставить к компьютеру, а меня к постели… И наоборот:
меня к компьютеру, а тебя к постели — выйдут совершенно разные результаты!
Смотри!
Она потянула молнию, и на пододеяльнике образовалась необходимая щель.
— Ничего себе! Откуда я знал, что там замок?
Немного подумал и добавил:
— Да, и сейчас одеяло не влезет. Дырка очень маленькая. Туда даже ты не влезешь. Несмотря на красоту и миниатюрность. Как мадам Буанассье.
— Ты говорил, леди Винтер.
— Тем более, Винтер. И поправилась за зиму. Особенно в верхней части!
Девушка наклонилась к постели, быстро вставила всю свою верхнюю часть
в пододеяльник, оперлась на локти и сказала оттуда:
— Сам ты поправился, Михалыч! Видишь теперь?
— Просто потрясающе! Детка, ты просто…
В дверь позвонили. Вся Лиза занырнула в пододеяльник. Михалыч закрыл за ней молнию. Поводил сверху ладонями.
— Ты настолько спортивная и привлекательная, что тебя совсем не видно в этом
шведском белье. Лежи тихо. Пойду открою.
Лиза отползла к стене и замерла внутри.

— Привет, Семёныч! Проходи, не раздевайся.
Семёныч прошёл.
— Это ты одевайся, Михалыч. Пойдём контакты прозванивать. Надо, чтобы кто-то
кричал цифры с дальнего конца. Договорился с Лизкой, а она отпросилась
на школьное собрание очередное. Хуже нет — многодетная мать в напарницах.
— Ты иди, Семёныч. Она придет скоро.
— Придёт? Что, звонила тебе?
Семёныч присел на край кровати.
— Давно не был у тебя. Кровать новая. Шикарная! Большущая, прямо шведско-
семейная какая-то. Можно полежать попробовать?
Семёныч прилёг. Лиза ойкнула.
— Хорошая! Скрипит только. Почём брал?
— Дорого. Она реально шведская. Не функционально, а по стране-производителю.
Семёныч снова сел.
— Михалыч, вот ты учёный с мировым именем…
Михалыч подумал, что Лиза слышит, и приосанился.
— …а теперь с этой кроватью хочешь стать ловеласом с мировым именем.
Местного секс-рейтинга тебе уже мало.
— Какого рейтинга? Семёныч, давай, иди, чини контакты! Видишь, я занят!
— А это не я. Это бабы в отделе про твой рейтинг. И про твои кин-дза-дза
с Лизкой.
Дальше Михалыч стал тщательно подбирать слова.
— Во-первых, не бабы, а дамы, Семёныч. А во-вторых — Елизавета Георгиевна.
Полная тёзка английской королевы. Может, слыхал — Елизавета II и папа её Георг VI? Нет? Вот и топай. А я, может быть, жениться собираюсь.
Лиза ойкнула. Семёныч встал.
— Это на … королеве, что ли?
— А хоть бы и так, — Михалыч спасал ближайшую пятницу изо всех сил.
— Ну-ну. А представь, её мальчик вырастет… и поколотит тебя.
Со мной такое было.
«И ещё будет! Он вырастет, и тебя, дурака, поколотит!» —
это Михалыч ясно расслышал страстный шёпот пододеяльника…

В прихожей Семеныч спросил:
— Так ты не шутил-таки про королеву? Мне, что, теперь «Ваше Величество» шуметь
ей в микрофон на работе?

Михалыч расстегнул молнию. Появилась раскрасневшаяся верхняя часть Лизы.
Ничуть не располневшая. Даже похудевшая. C*75. И обняла его.
— Ты настоящий мушкетёр, Михалыч!
И привлекла к себе.
— Детка, а собрание?
— Ну его, собрание. Мои дети отличники. Их никогда не ругают. И очень
воспитанные. Ты не думай…
— А я и не думаю, детка. И ты про рейтинг не думай. Сплетни это.