«На дороге, ведущей в Рио, я увидел дрожащего от холода ослика. У него посинели уши и, казалось, вот-вот отвалятся. Встав рядом с ним, я надел на него полосатую шапочку. Потом снял распахнутый плащ и закутал в него это потерянное во вселенной О. Но ослик продолжал дрожать и тогда, до конца
раздевшись, я обложил его тельце сорванными с себя одеждами. Я даже снял башмаки и обул ими ослика, но и это не помогло — ослик продолжал дро-
жать, коченея все больше и больше.
„Как же его согреть?!“ — думал в отчаянии я, потому что превыше всего не любил умирающих осликов, ибо ведал их главную тайну — они, ослики,
пришли в этот мир, чтобы спасать пространство, летящее в бесконечность и творящее Катастрофу.
Ту самую Ка, от которой умирают люди. Умирают, всегда находя причину и не сознавая главного — смерти нет, есть только легенда, передаваемая из
уст в уста и превращаемая в реальность.
Не зная, чем еще с ним поделиться, я крепко к нему прижался, чтобы отдать ему свое тепло… И всё-таки ослик… Сорок девятый в жизни моей зем-
ной, которого я так и не смог спасти… Умер!»
— Но как? Как это может случиться с одним человеком?! — удивилась она, едва я прервал свой рассказ на миг, вспомнив, как он умирал.
— Просто, девочка! — бросаю с улыбкой сидящей напротив тростиночке, с глазами полными грусти, любви и… Абсолютного непонимания.
— Всё это очень просто, если вся твоя жизнь — это вечное странствие по местам умирающих осликов.
— Но разве нету других дорог?! — продолжает она,
склоняясь ко мне луной, моросящей в окошко в этой комнате для сумасшедших.
— Есть! Но…
— Так в чем же дело?
— Дороги-то есть, — отвечаю, беря ее чудные волосы в руки. — Только те, кто прожили в сердце своем… Прожили их вместе с далями, весями и го-ризонтами… Прилипшими намертво к стертым подошвам… Никогда не пойдут по ним, ибо знают заранее, куда они их приведут. И им остается одно —
Via Dolorosa!
— Но что это значит?!
— Это значит — путь умирающих осликов. Это значит идти параллельно жизни… Потому что некуда
больше идти в этом убитом пунктирами мире… В этом дьявольском множестве распластанных лентой ласточек, именуемой всеми дорогами, среди ко-
торых мерещится Путь… Но это всего лишь щель… Манящая запахом сущего… Таинством невозможного… Размером в одно бытие… Щель.
— Щель! — повторяет она и падает в мои глаза раненным насмерть эхом.