Постепенно залитая лунным светом брусчатая аллейка становится шире и превращается в улицу какого-то города. Деревья, растущие по её краям, сменяются небольшими уютными домиками частного сектора.
Нет ни людей, ни машин.
Вокруг темнота. Ни огонька, ни отблеска. Только ровный свет ночного светила да наши фонари освещают нам путь.
И тишина. Не слышно никаких звуков: ни шума ветра, ни шелеста листвы. Не доносится лай дурковатой собаки, увидевшей за забором чью-то тень. Лишь только звук наших шагов гулким эхом разносится по пустынной улице.
Домики, стоящие вдоль улицы, расположены как-то хаотично. Некоторые фасадами выходят прямо на тротуар. Некоторые спрятаны в глубине разросшихся садов. А некоторых вообще не видно, лишь стойкое ощущение, что они где-то там есть.
Первые дома окон не имеют. Или стоят с плотно закрытыми ставнями.
Я прохожу мимо ближайшего добротного деревянного дома и с удивлением обнаруживаю, как в окошке зажигается свет. Окошко расположено низко и выходит прямо на тротуар. И для меня не составляет особого труда заглянуть внутрь. Вижу комнату, уставленную старинной, еще советской мебелью. Вижу маленького ребёнка, одетого в голубой комбинезон, с огромным ярко-жёлтым слоном на животе. Ребёнок на нетвёрдых ножках, смешно покачиваясь и переваливаясь, спешит к молодой женщине, которая протянула ему навстречу руки. Я узнаю женщину.
— Мама, — шепчу я, прижимаясь к холодному стеклу.
Женщина меня не видит и не слышит. Всё её внимание приковано к малышу. Его я тоже узнаю. По своим детским фотографиям. Малыш не добегает до женщины. Теряют равновесие и собирается упасть. Но женщина ловко подхватывает его на руки и поднимает высоко-высоко. Оба они радостно смеются. Окно гаснет.
Я иду дальше.
Следующий дом. Опять зажигается окно. Вижу маленького мальчика в коричневых штанишках на помочах и клетчатой рубашке. Мальчик в компании таких же карапузов с упоением строит огромный замок из кубиков.
Следующий дом. Следующее окно. Мальчик гордо шагает, держа маму за руку. В другой руке у него огромный букет гладиолусов, который больше его самого. Окно гаснет.
Мальчик уже пионер. Ему торжественно повязывают пионерский галстук.
Выпускной. Мальчик танцует с девочкой в пышном розовом платье.
Окна мелькают одно за другим. Картинки сменяются калейдоскопом. Это всё я. Я понимаю это.
Вот я студент и защищаю дипломную работу.
Вот бородатый тип с гитарой горланящий песни у костра в компании таких же молодых и веселых людей. Это я на раскопках таинственного кургана Аль-Кабал.
Вот защита моей первой диссертации.
Большеглазая девушка с распущенными каштановыми волосами — Ирина, моя будущая жена.
Вот трудный разговор с её родителями. Богатый и влиятельный отец ни за что не хочет видеть зятем нищего студента. Ирке все равно. Звучит фраза: «С милым рай в шалаше».
Свадьба.
Вот я забираю жену и первенцев из роддома. Два конверта перевязаны голубыми ленточками.
Моменты жизни мелькают один за другим. Домов много. Очень много. И много окон. Перед некоторыми я останавливаюсь. Долго и внимательно разглядываю происходящее там. На какие-то бросаю лишь мимолётный взгляд и быстро ухожу дальше. А в некоторые даже не пытаюсь заглянуть.
Здесь вся моя жизнь. Моменты моей жизни. Радостные и печальные. Хорошие и не очень. Вся моя жизнь.
Я иду дальше. Рядом со мной шагает женщина в белоснежной одежде. Мария молчит, лишь изредка поглядывает на меня. Словно ждет чего-то. Наконец, решаюсь спросить:
— Мария, скажите, а где мы идём.
— По Последней Дороге.
— А почему она такая? Эта дорога.
— У каждого она своя. У кого-то моменты жизни представлены полотнами в длинных залах картинной галереи. У кого-то рекламными экранами на широком проспекте мегаполиса. У кого-то миражами в пустыне на караванной тропе. У всех по-разному.
Наши голоса гулко звучат на пустой улице. Мы идем дальше.
Последний дом. Окно, в котором я вижу Иру. Она трясущимися пальцами набирает номер телефона. Что-то говорит в трубку. Поглядывает на меня. Я лежу на диване. Рубашка расстёгнута. Рука на груди. Глаза полузакрыты. Лицо белое, осунувшееся.
Окно гаснет.
Дорога заканчивается.