В это время мой отец стал настаивать на немедленном отъезде. Мы не могли поехать с ним, поскольку и Марина, и Саша ехать отказывались. Тогда отец заявил, что уедет один, так как у него уже нет времени ждать. Нам, конечно, не хотелось его отпускать, но мы понимали, что исполняется мечта его жизни и мы не имеем права мешать ему. Нас успокаивала мысль, что его отъезд подтолкнёт всех к выезду.
Так и получилось. Когда я заговорил об отъезде с тестем, который раньше отказывался обсуждать эту тему всерьёз, он довольно быстро согласился, но только на своих условиях. Во-первых, ни о каком Израиле не может быть и речи. Там неспокойно, вокруг арабы, к тому же и он, и Марина боялись, что я «ударюсь в религию» (религиозность моего отца была им чуждой). Во-вторых, выезд следует производить поэтапно. Раз мой отец хочет ехать один, к тому же только в Израиль — пусть едет первым и присылает вызов моей семье. Мы подадим документы, и тогда тесть пойдёт в партком своего института и скажет, что дочь с зятем решили уехать, так как у зятя отец в Израиле, и, дескать, чтобы не разрушать молодую семью, тесть подписал согласие нa выезд. Его, конечно, с работы выгонят, но без особого шума, так что, возможно, ему удастся устроиться по специальности в какую-нибудь открытую контору.
Я пытался возражать против этого плана, указывая, что лучше будет, если тесть уволится заранее и при заполнении анкет мы сможем указать новое место его работы. Однако тесть был неумолим. Или мы принимаем его план, или он отказывается ехать вообще.
Отец начал собираться, в середине 1979 года он подал документы и в конце года получил разрешение. Но уехал он только в начале февраля 1980, так как в последний момент, в возрасте неполных 70 лет, он заразился от внука коклюшем. Мы расставались, думая, что скоро увидимся. В марте мы получили вызов, датированный вторым днём пребывания отца в Израиле.
Из НИИ нас вынудили уйти, пригрозив, что в противном случае припишут нам участие в секретных разработках, к которым на самом деле мы отношения не имели. Между прочим, больше всех усердствовал мой начальник отдела, Марк Абович Малков, украинец по пaспорту, еврей по внешности, антисемит в душе.
В это время, в связи с вторжением советских войск в Афганистан, ситуация с выездом усложнилась. Принимать документы стали только у людей, имевших близких родственников в Израиле. Все мои знакомые, бывшие в курсе дел, говорили, что у меня-то шансы прекрасные, так как вызов от родного отца, из Израиля — всё в порядке. Действительно, документы у нас приняли быстро.
Продолжение следует