Через некоторое время проводница позвала меня в служебное купе.
— Ну, давай рассчитываться, — сказала она.
— Понимаешь, у меня безвыходное положение, — призналась я. — Нам с мамой во что бы то ни стало надо доехать до Чкалова, вот я тебе и соврала. В общем, делай со мной, что хочешь, а ничего у меня нет.
— Да я ещё на перроне по вашему виду поняла, какие вы богачки, — махнула рукой проводница. — Ладно уж, поезжайте. Чаем я вас поить буду. Но, если войдёт контролёр — придётся вам сойти. И вот что ещё. Четверо, что у окна сидят — воры. Они освободились из лагеря и едут из Сибири в Казахстан, на поселение. В Чкалове у них пересадка. Если чего увидишь или услышишь — молчи, а то плохо будет. А я им скажу, чтобы вас не обижали.
Ночью мы проснулись от громких криков. Мужчина лет сорока бегал по вагону и кричал, что у него украли портфель вместе с деньгами, паспортом и командировочным удостоверением.
— Хоть бы документы-то отдали, — сказала пришедшая на шум проводница, покосившись на наших соседей.
— Были бы — конечно, отдали бы, — отозвался самый крупный из них, очевидно, главарь. — А чего толку кричать? Надо сойти на станции и в милицию обратиться. Они запрос по месту работы сделают и документы восстановят. Слышь, хорош орать, люди спать хотят.
Потихоньку вагон затих, но мне уже не спалось.
Утром наши соседи сошли на станции и вернулись нагруженные едой.
— На, бабушка, хлеба и колбаски поешь, — сказал один из них, протягивая моей маме продукты.
— За хлеб спасибо, а колбасу я не буду, — отозвалась она. — А трейфе (трефное, не кошерное — идиш), — шепнула она мне.
— Ты что? Колбаска хорошая, свежая. Не хочешь сама — пусть дочка поест.
Поскольку во рту у меня уже сутки ничего, кроме пустого чая, не было — уговаривать меня не пришлось.
На каждой станции воры отправлялись на промысел и, возвращаясь с добычей, щедро делились с нами, так что все трое суток пути мы голодными не были.
Подъезжая к Оренбургу, я стала волноваться, понимая, что мама не сможет пойти со мной на поиски папы, а оставлять её одну на вокзале я боялась.
— Ты чего такая смурная? — спросил меня один из воров. Узнав, в чём дело, они стали утешать меня, говоря, что им надо компостировать билеты, и они присмотрят за моей мамой, пока я схожу за отцом. Мне это не очень понравилось, но выбора не было.
Перед выходом я обняла и поблагодарила нашу проводницу. Воры помогли моей маме спуститься по ступенькам, я подхватила свои узлы и мы вошли в здание вокзала. Там мы усадили маму на лавочку, и я побежала за папой.
Мне удалось довольно быстро найти завод, где он работал, и я попросила позвать его. Папа очень удивился и обрадовался, увидев меня, расцеловал и стал расспрашивать, но я объяснила, что мама на вокзале под присмотром наших попутчиков, и я боюсь, что они скоро уедут и она останется одна. Мы поспешили к вокзалу.
Войдя в зал ожидания, я ахнула. Мама сидела на той же лавочке, а рядом с ней стояло десятка полтора чемоданов, саквояжей и сундучков. Видимо, воры устроили здесь склад краденого.
— Ну что, Алла, нашла отца? — спросил, подходя с очередным чемоданом, главарь. — Видишь, мамаша твоя в полном порядке. Бери чемодан, какой нравится.
— Спасибо, нам ничего не надо, — испуганно ответила я, помогая маме подняться.
— Ну, тогда будь здорова. — Он поставил чемодан и уселся на ту же лавочку.
— И только выйдя с родителями из вокзала, я облегчённо вздохнула, — закончила свой рассказ 82-летняя Алта Абрамовна.
Только теперь мы заметили, что уже стемнело. Мой тесть включил свет, и все молча сидели за столом, размышляя о событиях более чем 60-летней давности. В комнате витал лёгкий аромат сирени.
Весна 2005 года