Стояла черная ночь. Ни улицы, ни фонаря, ни аптеки. Все черное, ничего не видать. Сеня Брускин, не произнося ни звука, покинул свою квартиру и пешком спустился с шестого этажа. Вышел наружу и замер. Ему стало страшно. Сигареты кончились, курить хотелось, спать не хотелось. Нужно было идти в киоск за углом. Дело трех минут, поэтому из одежды на Сене только турецкие шорты с полумесяцем, которые привез друг с курорта, и хлопчатобумажная футболка с Микки-Маусом, которую Сеня сам себе купил на распродаже. И шлепанцы на босую ногу. В такой амуниции он почувствовал себя незащищенным перед лицом навалившейся темноты и испугался. Чтобы перевести дух и унять сердцебиение, Сеня на ощупь прокрался к лавке и сел.

И вот тут все и началось. На лавке что-то лежало, и Сеня всей своей интуицией почувствовал, что это кто-то мягкий и женственный. С омерзением пошарив руками, он сначала нащупал грудь, потом нос и волосы. Сомнений не осталось: это была она. Снова на всякий случай потрогав неизвестную грудь, он услышал гробовой голос Людмилы из соседнего подъезда:

— Не тискай, скотина.
— Люда, это вы? — с ужасом выдавил из себя Сеня.
Он вдруг смутился. Это и понятно, ведь на нем турецкие шорты и Микки-Маус, а тут — знакомые.
— А тебе кто нужен? — презрительно хмыкнула Людмила и попробовала повернуться на бок, но не смогла.
— Никто. Я за сигаретами вышел, — попытался оправдываться Сеня.
— Вышел, вот и вали, оставь меня в покое.
Она зло сбросила с груди Сенину руку и пихнула его в бок.
— Мне больно, — пожаловался он.
— А мне, думаешь, нет? — всхлипнула Людмила. — Ты мне все кишки раздавил.
— Простите, — шепотом произнес Сеня.
— А чего расшептался-то? — удивилась она.
— Ну как же — ночь, тишина, нас могут услышать.
— Подумаешь, какой щепетильный, — вздохнула Людмила и вдруг добавила. — Ладно, черт с тобой.

Рассвело еще не скоро, и щепетильный Сеня так и сидел на Людмиле и шептал ей извинения, а после извинений еще и всякие нежности, а Людмила пыталась уснуть, потому что у нее болела голова после попойки.

А потом небо посветлело, и Сеня вспомнил, что ему хочется курить. Тогда он слез с Людмилы, сбегал за сигаретами, а когда вернулся, обнаружил, что лавка пуста. «Как жаль, — подумал он, — ведь я уже почти полюбил ее». И отправился на свой шестой этаж. Страдать. Он был романтик.