Конечно, бывало, мне нравилось просто смотреть,
как голуби стаей срываются с лобного места,
как в трепетно-белом наряде проходит невеста,
цветение лип и мотивы дождливых дорог.
Но жить я не мог. Не умел. Хоть на теле был крест —
всех нас, из рабочих районов, прибрал к себе бог,
мертвей, чем Христос, и глумливей, чем масляный Джа.
Все серьги в ломбарде, нет денег и кончился джанк.
И завтра с утра — перетряхивать старый пиджак,
копаться в аптечке, глотать анальгетики, выть,
вставая на м…