успокой меня, дай мне руку. не словами, не клятвой мысли. расскажи мне про панацею или дай мне святой воды. невоспринятым ультразвуком в голове потерялся смысл, и остались пустые цели да вокруг синеватый дым.

расскажи мне о том, что гложет. расскажи, как бушует море, как не хочется снова падать, как сбивается сердца стук. расскажи, как на белой коже отражается свет Авроры и какая же это радость — убивать на душе недуг.

расскажи мне о старых картах, о блестящих вершинах горных, об извечных и гл…
… показать весь текст …

А девочка просто знает, что все пройдёт… смеётся и не касается вечных тем. А девочка учит танцы и бухучёт, с продрогших ладоней улиц читает день: как город глотает пыль и растит котят, как город глотают сумерки на закат… А девочка привыкает не доверять, не сглаживать, не оправдывать, не прощать… А девочка привыкает к «не на совсем» и лечит простуду, глотая абхазский мёд, наверное, хорошо не болеть никем… И девочка просто верит, что все пройдет.

Дорогой мой, под этой осенью не вмещается нежность — в общий регламент, любой поцелуй — в момент. Телефонные разговоры не возвращаются -цепь коротких гудков каждый раз означает смерть.

Дорогой мой, мы коротим, рассыпаясь искрами. Перерезаны горла держащих нас проводов. Только пара минут на молчание — если выкрали. Только шанс приласкать меня словом, когда готов.

Дорогой мой, сегодня я выйду одна на улицу. Если что-то меня в тебе просит — иди на риск.

Ни в какой из вселенных мы больше не поцелуемся. Только там, в глубине, эта нежность ещё горит.

Отсырел прах травы, и устали молиться,
Петь стихиры дождю, да плутать по дворам…
Отпускаю слова, расплетаются птицы,
Исчезают портреты за пластиком рам.
Исчезают друзья, что ходили по кругу,
Заключённые города, пленники стен,
И пылится торшер, снова загнанный в угол,
И раскосый кумир тщетно ждёт перемен.
И опять не решить, что увидеть в стакане,
Пустоту половины, наполненность дна,
Может быть, я животное в сером капкане,
Может быть, человек из какого-то сна.
Может быть… Мысли бродят по винным дорожкам,
И наверное, вскоре придут к алтарю,
… показать весь текст …

Видишь — строгое платье: три четверти рукава,
Вырез точно по линии ясных янтарных бус.
Я спою тебе песню — с рожденья её слова
Жёнам нашего рода известны на цвет и вкус.

Ты её не узнаешь. А я промолчу — опять.
Только дрогнет душа, резонируя с тишиной.
Я станцую тебе на расколотых зеркалах,
Как, себя убивая, танцует в снегу огонь.

Повторяется всё — в виде фарса… в чужих стихах…
Вкруг запястий браслетами вьётся сандала дым.
Это платье чернее, чем первая ночь греха.
Ты поверишь/проверишь — что нет ничего под ним?..

в этом городе не о ком/не зачем больше пить
вызываю такси, отпускаю себя домой
дома ждут равнодушные стены и жажда жить
только дом не мой
да и город давно не мой
оттого я всё чаще и чаще пускаюсь в путь
под колёса с размаху бросаю дорог пунктир,
но и там нет мне места
себя мне не обмануть:
этот мир не мой
представляете, даже мир…
всё, что есть у меня — это та тишина внутри,
от которой так холодно, что замерзает ртуть
и никто не согреет, не станет кричать «гори!»
… показать весь текст …

когда наступит час, из всех бумаг вычеркнуть нас незамедлительно, подай мне знак раз делительный.

Молчать. Забыть слова и камнем лечь. На дно. Чтоб даже рыбы не споткнулись. Нарисовать пейзаж. А утром сжечь. И заблудиться в лабиринте улиц.

В нейтральных водах-быть себе чужим. Подводной лодкой плыть в песчаных дюнах. Построить город. И разрушить Рим… Стать пеплом иероглифа, на рунах.

И между небом и землёй скользя, в безумие своих противоречий. найти в том хаосе-безмолвного себя и обрести, потерянный дар рЕчи.

Кричать и плакать, весело рычать, как зверь, отгрызший лапу из капкана и заново. пейзаж нарисовать Дом. Окна в сад. Солярис океана…

Последнее время скупа стала на слова, на выражения ласки и иже с ними. Но, Господи, словно в легких моих смола, когда они не вдыхают твоё же имя. Но, Господи, почему мне не объяснить, какой ты в моих стихах бестелесно-тёплый, какая меж нами прочная вшита нить, и как я смеюсь, шагая по битым стеклам. Как эти стихи молитвой цветут во рту, как я изгоняю демонов прочь со сцены, когда я кричу в промозглую пустоту, как голос мой лечит души, тревожит стены. Как все озаряет улыбка твоя, Господь, как в наши беседы вливается тот, кто Слышит. И пусть я сама сочиню свой молитвослов, но, главное, чтобы ты становился ближе.

Не ходи за мной, моя осень доверчива и пуста, но по праву считает саму меня посторонней. Ты как в детской игре: закрывай глаза и считай до ста, обнаружив, что меня нет больше на перроне. Что мои следы заметает вчерашний снег, добавляя к порции боли щепочку перца. Знаешь, солнце моё, я могла быть счастливей всех, только я не успела в глаза твои насмотреться.
Может просто усталый Боже закрыл окно, может плохо со связью, провайдеры оплошали, я иду по воде, покрытой прозрачным льдом, и любой мой шаг равновесен моей печали. Мне б не видеть мир, обжигающий все нутро, панораму облезших сказок союзмультфильма, ты упрямо считаешь до ста и пустой перрон отзовется эхом, когда ты выкрикнешь моё имя.

Я встану тенью за твоей спиной,
я стану отголоском снов осенних.
Пусть в каждом слове, сказанном не мной,
в чужой улыбке — для тебя спасение
от чёрствых будней, холода утрат,
от смутной неприкаянной тревоги,
щемящей сердце с самого утра…

Я — тень листвы, ложащейся под ноги.

в этом поле один не воин
никто не воин
поневоле в руках оружие — подневолен
городским устоям, хорошим сказкам с плохим финалом
почему всегда в конце трагедии слишком ало
от помады, крови, зажатой в ладони муки
я устала, я уже умываю руки

я сменила все, что могло смениться, а остальное
неправдоподобно выдала за живое

Нефильтрованное одиночество
разольется по венам литрами.
Я бы плакал, но лишь хохочется.
Как давно мы с тобой — гранитные?
Как давно мы с тобой — железные?
Сигареты о руки тушатся.
Мы — больные и бесполезные, наша жизнь постепенно рушится.
Нефильтрованное отчаяние
по граненым стаканам граммами.
Больше слов говорит молчание.
С твоим голосом фонограмму бы.
С твоим почерком пару писем бы и билет от Москвы до Питера.
Мы набиты своими смыслами и согреты любимым свитером.
Нефильрованное терпение
… показать весь текст …

когда ты тонешь в океане слов
сливаясь с рифмой в бесконечной бездне
спасаться тихим сапом бесполезно
тебя уже теченьем занесло

полифония чьих-то голосов
размоется потоком твоих мыслей
не слышно ветра заунывный зов
лишь только шум дождя и шорох листьев
черты твои укроет капюшон
и силуэт растает в подворотне
и в одиночестве бывает хорошо
когда стоишь у края преисподней

водка портит эмаль.
слезы портят лицо.
раны портят одежду.
я навечно потерян за сотнями лиц на обложках.
я пишу о любви и плююсь на фальшивую нежность.
мы не личности, друг. мы всего лишь картинки на ножках.

вечность рвется к чертям.
тебе горе к лицу,
но сейчас не печалься.
так боясь, что теперь никогда я тебя не увижу,
я всегда буду частью. твоей неотъемлемой частью.
я люблю тебя больше, чем мир.
и до слез ненавижу.
… показать весь текст …

воздух с привкусом счастья и также слегка колюч,
полосует ладони и пишет в тетради прозу,
ничего не случилось.
я просто тебя люблю,
значит лучше кричать, чем потом понимать, что поздно.
значит, лучше писать сотни самых ненужных строк
и смотреть, как дрейфует во сне полупьяная осень, нюхать дурь, кайфовать, разбивать на лету стекло, раза три подряд… а уж лучше и сразу восемь.
и дышать.
чтобы каждый вздох — как прыжок с ума,
словно опиум, оттолкнёт от пустых страданий
и пусть боль проросла корнями
и не сломать…
ну, а я люблю тебя.
просто.
… показать весь текст …

эта осень сквозит из почти незаметных трещин
и условия выжить бесстрастно ужесточает.
нам пора просыпаться,
но сон был, наверно, вещим.
он, как чья-нибудь тень, расползается за плечами,
накрывает прозрачной плёнкой, плетёт интригу,
не заботясь о том, чтоб вообще обойтись без шума.
и закрыть бы пространство в себе, как плохую книгу,
попросив о прощении тех, кто её придумал.
и закрыть бы глаза на ошибки далёких близких,
полувымолвленные запасы кивков и пауз.
разыскать бы всех тех, занесённых в немые списки,
да, тех самых, кто рвёт по просторам свой тонкий парус.
обнаружить по старой привычке полмира в каждом,
… показать весь текст …

Вы не рады мне.
Будто я — террористка с бомбой
и подброшу ее Вам в сумку, что на плече.
Или с ног собью
хитромудрым японским комбо.
Потому что я в шапке,
как у Команданте Че.

Я гораздо хуже
всяких там террористок.
Я готовлю Вам лично атомную войну.
Мои люди
под видом скромненьких интуристок
пробираются в Вами созданную страну.
… показать весь текст …

Над тобой разгорятся пожары, над тобой разломаются спички, над тобою разверзнется небо и зажгутся цветные огни. Я сгорю потухающим жаром в этой грустной до дыр электричке, я опять до тебя не доеду, прошептав в телефон «позвони».

Нас разводят пустые вокзалы, неизменно скупые на чувства, я пишу тебе пьяную прозу о пожарах в моей голове. Я сказал тебе много, но мало. Уходи и останься искусством, пока я прячу мерзкие слезы в надоевшей продрогшей Москве.

От меня до тебя — миллионы недосказанных раненных строчек, пара тысяч глухих километров и десятки непрожитых дней. Я пишу тебе, нервный и сонный, меня снова не слушает почерк. Забери меня в город моментов, ярких красок и синих огней.

Я хочу, чтоб горели пожары, чтобы щелкали искрами спички, пусть мы будто бы взрослые люди, но давай доиграем хоть акт. Поделись своим пламенным жаром, мне не хочется тлеть по привычке.
Пока мы с тобой живы, мы будем догорать в несбиваемый такт.