Чертишь круг — и его обязательно разорвут.
Вырываешься сам из чьего-то чужого круга.

Мы живем, как земные хоть раз на земле живут: друг о друге, но обязательно друг без друга.
В стенах города, в сцепке бетона и кирпича, в одиночестве писем, туманными вечерами
мы умеем терпеть, как пронзительно в нас молчат все такие, которых мы сами не выбирали.
Подыши за двоих, и да будет тебе светло. Не желающий счастья любимым — с собой лукавил.

Чтоб тебя обрести, как свободу, не нужен взлом.

Я могу тебя слышать эхом сердечных камер.

Из теплых нот, из лепестков и сот,
из перестука тихого камней
… показать весь текст …

Всё реже манят дактиль и хорей.
Всё чаще жизнь обветривает губы, когда в уют своих гиперборей влекут меня безумные суккубы. Души моей пустые невода давно не знали солнечного света. В глазах моих, в словах моих — вода. И всё-таки гнетёт меня не это. Он говорит: «уверуй — будешь свят». Он говорит: «приди и будешь вечен». Но, если я своей виной распят, то, значит, и платить за веру нечем. На всё, что мне отпущено — табу. И нет давным-давно былой отваги. И надо ли писать свою судьбу на выцветшей от времени бумаге?
О, Господи, прости мне этот грех: самим собой неправедно оболган, обманывая каждого и всех, я жил в чужих обличьях слишком долго. И бремя одиночества — итог. Хоть весь я, как и прежде, нараспашку…

на кухне чайным духом кипяток исходит через тонкий носик в чашку…

Закрой глаза.
Не думай обо мне.
Читай мои стихи по зову крови.
Меня здесь нет.
Меня здесь больше нет.
Я только звук в тобой спасённом слове…

Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.

Так видишь мир: мозаика и стекла,
лист, сложенный четырежды, по граням
слегка надорванный, слегка от пальцев теплый. Молчащий слышно, говорящий странно.

Так чуешь мир: как лезвие — до боли, за краткий миг до первого касанья.
Как вдох до взмаха, запах влажной хвои. Как свет сквозь щель, что цепко повисает
по центру комнаты, в ее стучащем сердце, или в стенных белеющих ладонях.
Таким прозрачным, что не опереться. Таким густым, что в красках этих тонешь.

Так знаешь мир: свободный, но безвольный, ничей и каждый, неприкаянный и нужный.

В котором восхитительно и больно,

когда впускаешь все, что есть снаружи.

Быть поднадзорным в собственной тюрьме, прислушиваясь к шорохам снаружи
к молчанию ягнят, которым лучше, привыкнуть к наступившей темноте.
В делириум сознания впадать, и в сумерках перверсии фантазий,
выкладывать себя из липких пазлов, и каждый раз один из них терять.
Чужую кожу по своим лекалам сшить, примерить перед зеркалом и снова,
кроить и перекраивать основу, выдёргивая спёкшиеся швы,
где мотыльки не знающие страх, из под руки вдруг выпорхнут случайно
на белый свет, распарывая тайну-
чужая кожа
жмёт в плечах…

это слишком большое чувство — пережата рукой аорта.
это сны вперемешку с явью, это каменная стена.
мы всегда оставались нами — метким взглядом и высшим сортом.
что такого в нас изменилось и совсем изменило нас?

город в город летит стрелою, город к городу льнет, как плиты,
словно все подчинилось странным притяжениям на земле.
я всегда не тебя встречаю, но всегда с тобой прочно слита,
как две капли, вкус поцелуя, как знакомая много лет.
я всегда о тебе скучаю, я всегда по тебе пишу, и нас…
… показать весь текст …

смотришь в экран и видишь ее глаза. всё, что читаешь — относится тоже к ней.
давишь в себе желание «по газам», чтоб через город и в пропасть, где нет людей.
чтоб обнимать её снова, но кожа — лед. чтоб говорить о прекрасном, но вместо — тишь
эта война, меж вами, который год. эта война которой… — зачем звонишь?

смотришь в экран, а имя горчит во рту. если гулять, то мимо знакомых мест.
спросишь себя: «за что же? почти люблю…». это «почти» и ставит на общем крест.
не было сил терпеть, а слова ножи. ходишь распоротый заживо, много пьёшь.
ей ведь хотелось малого… покажи, как ты стараться будешь, как все вернёшь…

только мечты-мечтами. а правды нет. ей бы тебе о главном, но вместо — тишь.
в правой руке зажат проездной билет. даже в войну ей нравилось, как ты спишь.
даже когда вы порознь, стихи — посыл. смотришь в экран и плавится кожа век…
вот бы хоть раз ты просто ее спросил, сколько способен выдержать человек.

Оставь его, Господи, мне…
На день,
На мгновенье,
На вздох,
На касанье…
В капели ресниц, на струне…
Оставь его, Господи, мне.

Оставь его, Господи, мне…
Устали дожди
За меня
Горько
Плакать…
Любимый ноктюрн онемел…
… показать весь текст …

Это финал историй. Историй О.
Здесь, у начала конца. За чертой иллюзий
О ощущает бессмертное торжество,
Чувствуя кожей — насколько фальшивы люди.

Нет того города, нет того места, нет.
Нет в ее жизни ни преданных ей, ни равных.
О показалось — её убивает гнев,
А, оказалось — Она убивает страны.

О продавалась за лживые падежи.
Даже правдивые падают с пьедестала.
О показалось — она научилась жить.
А, оказалось — однажды ее не стало.

Так все, кто странствовал, ищут дно,
слагают время, хранят страницы.

Мы так боимся остаться сном, войти в реальность и заблудиться.
Мы так стремимся оставить след, иметь гарантии нам по силам.
И кольца многих разлук и лет ложатся в мягкую древесину
всех наших душ и усталых тел, а мы опять всё смыкаем в кольца.
Мы, выбирая в себе не тех, чьей волей замкнутость разомкнется,
опять шагаем все в тот же брод — быть несвободными от свободы.

Давай все заново — вот ребро.
Зачем его ты однажды отдал?

Не потому ли, что страшно знать, как каждый созданный одиночен?
… показать весь текст …

Кто тебе зашивает дыры
За спиной, где мой взгляд приклеен?
Я тебя отпускаю — с миром.
Улыбайся моим аллеям…
Улыбайся моей бумаге — ей так просто привыкнуть к роли!
Вот вчера — я как будто маг, да? Ты — мой белый из шляпы кролик…
Наколдуй на чужой ладошке, — где случаются встречи с чудом.
Забывай меня… я не кошка… Я твоей никогда не буду…
Всё, как всклоченное пространство — в лузу шар, чтобы треск и полночь!
К тишине твоей — не придраться!
Почему я скучаю, сволочь?..

Ночь роднее и ближе к векам…
… показать весь текст …

обмотай меня, ночь, в сто слоев изоляций,
заверни каждый нерв, чтоб не ныла душа,
я привыкла, что боли так долго не длятся
от любви, что уходит, сама — не спеша…

я привыкла снимать отлюбившую кожу,
и старьевщику — тряпкой в утиль. /зарастет!/
а сегодня так жжет неостывшее ложе,
по еще оголенному… /дайте же лед!/

я не знала, что страх может быть безграничен,
и безбожницей — в спешке ищу образа,
я забыла что сон — неприметно привычен,
иссушая в дыму сигаретном глаза…

Столько всего вокруг,
столько всего во мне.

Нежности не берут те, кто других важней.
Нежности не хотят — отдергивают ладонь.
Всего-то один пустяк — не оставляй следов.
Не оставляй ключей, времени, цепких слов.
Снова иди ничей, ничьим не родясь теплом.
Ничьих не касаясь рук. Ни в чьем не сбываясь дне.

Столько других вокруг.
А нужного рядом — нет.

Я отрицаю все, что было мной, ещё вчера казавшееся важным -песочным замком, парусом бумажным, водой и ветром, призрачной стеной. Нас не было- в моих черновиках не сохранилось писем и рисунков. Нас не было, идут вторые сутки безвременья, застывшего в веках. Свободы нет, как нет и темноты, что отменила это заточенье. Когда пришла пора менять теченье, достаточно движения воды. Не помню лиц, не знаю, не зову, определяя по координатам ту женщину, которой я когда-то самой себе казалась наяву.

..и в этой затихающей черте,
прерывистой, как складки на знамёнах,
на груде из ещё живущих тел,
стоит, предназначеньем заклеймённый
«о, Рубикон воды твоей испить
и отпустить коней пастись в ночное,
не искушать надежность этих спин,
чтоб не со мною, только не со мною!..
Случись война, но где-нибудь не здесь,
и я бы рос полынью этих кочек,
травой могил, и нёс благую весть,
но ЭТОТ груз никто нести не хочет,
и я иду, иду мой Рубикон,
моя война, убитые и травы…
… показать весь текст …

Выжгу глаголом!
Пожалуйста, вот — глагол;
Дать тебе спичек? Трением будешь? Как?
Самое гадкое скрыто всегда в благом!
Иголка ломается вечно за два стежка…

Хватит облизывать падаль —
Несите крест!
Бог всемогущий вовсе не вездесущ,
Но это — не повод срывать облака с небес:
Дым — это часть наркотических райских кущ…

Верните мне сердце! Я к ритму его привык.
Что, больше нету донорской простоты?
… показать весь текст …

не о двух невоспетых руках: о пяти звонках. о семи, на постели оставленных, поцелуях.
так сплетается ночь тонким кружевом паука. так втекают века в бесконечное «аллилуйя».
не о времени года. о времени прошлых лун. не о том, что луна, одинокая и нагая,
говорит о бумаге, разорванной, на полу; о бесполой бумаге, которую мы сжигаем.
не о паре бокалов, не в этом вина вина. неповинная правда — бокал не составит пару.
не достигшие сути не ведают привкус дна. не нашедшие моря не рвут запятыми парус.
не о прошлых ошибках, исправленных и чужих. о срифмованной лжи, вызывающей гнев и зависть.
не об острых словах, — не вошедшие вглубь ножи, это хуже ошибок, способных себя исправить.
кто был прав? — эта сказка, как весь этот мир, — нова. обручальное платье, которое я носила, —
непосильная ноша. придуманные слова, — это те же полёты, которые мне под силу.

Ты пахнешь недавним сексом и тайной забытых книг
Твой профиль почти случаен, пока не коснёшься губ.
Обласканный Богом Дьявол, Ты, кажется, мой двойник,
Но я от Тебя к кому-нибудь убегу…

Так сны начинают сбываться раньше, чем можно предположить.
Там руки рисуют огонь по телу и стон начинает жечь.
Так сходят с ума от бессилия правды и привкуса честной лжи
И влажность жемчужин ложится на бархат плеч.

Ты сонно целуешь меня в затылок, и это рождает дрожь
Такое предательски раннее утро. Люби его и смотри
Как Он нестерпимо старательно нежен. Как Он, чёрт возьми, хорош,
Когда замирает на целую жизнь внутри.

Не изъясняться нашим языком.
Не прикасаться нашими руками.
Мне показалось — ты со мной знаком
Настолько, что иные не вникали.
Пока вершу кровавый самосуд
По белой коже. [благо, нож заточен]
Ты думаешь, они меня спасут
От участи-тебя?.. А я — не очень.
Я ставлю точки. Ягоды дави
Между ладоней. Злым вишневым соком
Порадуй руки. Из моей любви
Твой город соткан. Весь наш город соткан.

Отравлен. Ни начала, ни конца —
… показать весь текст …