Пилат бредёт по лунному лучу,
а Вевельсбург отбрасывает тени —
где Гиммлер управляется с гантелей
в пылу иезуитско-нежных чувств.
Не спрашивай —
кого? куда? зачем?
в висок ли… в переносицу — не важно…
Зрачок мерцает бешено и влажно
за стёклами дешёвого пенсне.
Всю ночь блевать шматками чёрных солнц,
кровавый ритуал введя в привычку.
Кто мордой в оливье,
кто матом — в личку…