Мир, как ни странно, не ветшает.
Он краски разные мешает
И, будто новенький, блестит,
И новый дождик шелестит,
И, птичье слушая коленце,
Мир засыпает сном младенца.

Наверно, прежде, чем родиться,
Необходимо убедиться,
Что мир не враг тебе, а друг,
Что без тебя он, как без рук,
Что потому ты и рождался
На свет, что мир в тебе нуждался,
Что под покровом сих небес
Ты нужен просто позарез.
Ну пусть не миру, пусть кому-то,
Кто без тебя тоскует люто.
Ну пусть не мир, пусть кто-то в нём
Ждёт — не дождётся ночью, днём
Тебя. Пусть кто-нибудь найдётся,
Кто без тебя не обойдётся,
… показать весь текст …

Посулы дивные все глуше.
А хочется, развесив уши,
Их слушать, слушать без конца…
Цветет шиповник у крыльца,
Белеет у крыльца шиповник,
И дождь, как молодой любовник,
Стучит то в двери, то в окно…
Лишь благолепие одно
Творится тут и там, повсюду,
И дождик сбил на землю груду
Ему покорных лепестков
И прошумел, и был таков.

Когда тону и падаю, не видя дня другого,
Хватаюсь за соломинку — за призрачное слово.
Шепчу слова, пишу слова то слитно, то раздельно,
Как будто все, что названо, уже и не смертельно;
Как будто все, обретшее словесное обличье,
Уже и не страдание, а сказочка и притча.
И я спасусь не манною, летящей легче пуха,
А тем, что несказанное поведать хватит духу.

Ах, лето, вижу по глазам, по бирюзовым небесам, что ты ещё не всё сказало, не всё в сюжете увязало, и я, встречая твой рассвет, гадаю — скажешь или нет…
Лариса Миллер

А главное, чтоб мы любили
Родных и близких, чтоб ловили
Их каждый взгляд и каждый вздох.
Не смена всяческих эпох
Важна, а то, как руку гладим
Родную, как с родными ладим.
___________________________
Остаётся лишь самая малость:
К близким душам и нежность и жалость.
Дни проходят в заботах о них —
О любимых моих, дорогих.
Пусть земля терпеливо их держит,
Пусть им свет нетускнеющий брезжит.
Пусть они до скончания дней
… показать весь текст …

А вместо благодати — намек на благодать,
На все, чем вряд ли смертный способен обладать.
О, скольких за собою увлек еще до нас
Тот лик неразличимый, тот еле слышный глас,
Тот тихий, бестелесный мятежных душ ловец.
Куда, незримый пастырь, ведешь своих овец?
В какие горы, долы, в какую даль и высь?
Явись хоть на мгновенье, откликнись, отзовись.
Но голос твой невнятен. Влеки же нас, влеки.
Хоть знаю — и над бездной ты не подашь руки.
Хоть знаю — только этот почти неслышный глас —
Единственная радость, какая есть у нас.

А в этом лучшем из миров
Мы наломали столько дров,
Что стал он вовсе нежилым —
Лишь гул и грохот, смрад и дым.

И в непролазном том дыму
Помочь не в силах никому,
Не в силах совершить полёт
Бескрылый ангел слёзы льёт.

Это лето осыпет меня лепестками,
Нежным пухом коснется, дождем оросит,
Веткой яблони над головой повисит.
Погляди — можно счастье потрогать руками.
Да оно и само нас потрогать спешит:
Ветром ласковым волосы нам ворошит.

А небо, небо дорогое,
Что ни мгновение — другое.
Небесный переменчив лик.
И я меняюсь каждый миг.
То старюсь я, то молодею,
Теряю всё и всем владею.

А день этот летний, который недавно родился,
Он так оживлен, и так счастлив, и так нарядился,
Так весело бегает по перелескам и пашням,
Полям и лугам. Неужели он станет вчерашним?

А надо так растягивать меха
Веселой и отчаянной гармошки,
Чтоб стало ясно — вот он свет в окошке,
А вот всего лишь мусор, шелуха.
И чтобы тот, кто в мелочах погряз,
Жить приучившись на корму подножном,
Вдруг замер в ожидании тревожном,
И чтобы робкий вдруг пустился в пляс,
И чтоб — в верхах ли музыка, в басах —
Звук замирал лишь там, на небесах.

А мне что ни день всё легчает, легчает.
Наверно, души во мне ангел не чает,
Наверное, я полюбилась ему.
За что полюбилась я, вряд ли пойму.
Быть может, за то, что покорно терпела,
Когда было больно, и пела, и пела.

— Как живёшь?
- Благодарствуй, живу на свету,
Вот пионы цветут и шиповник в цвету,
И акация. Всё это утром в росе,
В изумрудной, густой. Вот и новости все.

— Неужели других не нашлось новостей
В этом мире темнот и сплошных пропастей, —
Тех, в которые ухни, — костей не собрать…
И откуда взяла ты свою благодать?
Где живёшь ты, ей Богу?
- В начале села,
Я на лето пол дома с террасой сняла.

Воюю с сердцем, с головой,
С рукою левой, ножкой правой,
Лечусь химической отравой,
Лечусь целительной травой,
Ем не поздней часов пяти.
И что я здесь нашла такого,
Что нет желанья никакого
Без боя сдаться и уйти?

Жар-птица не затем, чтобы её ловить.
А только чтоб любить её неуловимость,
Её капризный нрав и жар её любить,
И шелест ярких крыл, стремительность, и мнимость.
И счастье, и любовь лишь тем и хороши,
Что дышат у виска и не даются в руки.
Дыханье их ловя, замри и не дыши.
Нет в мире ничего счастливей этой муки.

Я говорю с пространством, с небом, с Богом,
А отвечают мне последним слогом.
Я вопрошаю: «Ждёт меня беда?»,
А мне в ответ — раскатистое «Да».
«Какие годы лучшие на свете?», —
Я спрашиваю. Отвечают: «Эти».

— Ты куда? Не пойму, хоть убей.
Голос твой все слабей и слабей.
Ты куда?
— На кудыкину гору
Белоснежных гонять голубей.
Ты живи на земле, не робей.
На земле хорошо в эту пору.
Нынче осень. А скоро зима.
Той зимою, ты помнишь сама,
Снег валил на деревья и крышу,
На деревья, дорогу, дома…
Мы с тобою сходили с ума,
Помнишь?
— Да, но едва тебя слышу.

Я так давно живу, так жить привыкла,
Я ко всему живому так приникла,
Так полюбила эту круговерть,
Что позабыла, что бывает смерть,
Которая придёт и пыл остудит.
Надеюсь, и она меня забудет.

Нам август, уходя, позолотил пилюлю:
Позолотил листву, скользнул лучом по тюлю
В распахнутом окне, прошелестел садами,
И одарил сполна сладчайшими плодами,
Чтоб мы вкусили миг разлуки горько-сладкий;
Позолотил строку в исписанной тетрадке,
Где маются слова, тире и запятые
В попытке удержать мгновенья золотые.