Верьте в любовь, которая хранится для вас как наследство, и верьте, что в этой любви есть сила и благословение, настолько большие, что вы можете путешествовать так далеко, как пожелаете, не выходя за её пределы.

* Когда-нибудь надо осознать, что даже между самыми близкими людьми существует бесконечность, и прекрасная жизнь двоих может продолжаться, если они сумеют в любви сохранить дистанцию между собой, которая дает каждому возможность видеть мир другого человека во всей его необъятной полноте.

Но мы поневоле
Ищем тайн, ибо скорбь в сочетании с ними
Помогает расти.

Стихи ведь не то, что о них думают, не чувства (чувства приходят рано), стихи — это опыт. Ради единого стиха нужно повидать множество городов, людей и вещей, надо понять зверей, пережить полет птиц, ощутить тот жест, каким цветы раскрываются утром. Надо вспомнить дороги незнаемых стран, нечаянные встречи, и задолго чуемые разлуки, и до сих пор неопознанные дни детства, родителей, которых обижал непониманием, когда они несли тебе радость (нет, та радость не про тебя), детские болезни, удивительны…
… показать весь текст …

Всё падают поблекшие листы,
Как будто в далях неба — увяданье;
И в этом их паденье — жест прощанья.

И вечерами падает в молчанье
Наш шар земной из звёздной высоты.

Всё падает. Тот лист невдалеке.
Твоя рука. Ты сам. Без исключенья.

Но есть Один, Он держит все паденья
С безмерной нежностью в Своей руке.

Уж рдеет барбарис, и ароматом
увядших астр так тяжко дышит сад.
Тот, кто на склоне лета не богат,
тому уж никогда не быть богатым.

И кто под тяжестью прикрытых век
не ощутит игры вечерних бликов,
и ропота ночных глубинных рек,
и в нем самом рождающихся ликов, —
тот конченный, тот старый человек.

И день его — зиянье пустоты,
и ложью все к нему обращено.
И ты — господь. И будто камень — ты,
… показать весь текст …

О как держать мне надо душу, чтоб
Она твоей не задевала? Как
Ее мне вырвать из твоей орбиты?
Как повести ее по той из троп,
В углах глухих петляющих, где скрыты
Другие вещи, где не дрогнет мрак,
Твоих глубин волною не омытый?
Но все, что к нам притронется слегка,
Нас единит, — вот так удар смычка
Сплетает голоса двух струн в один.
Какому инструменту мы даны?
Какой скрипач в нас видит две струны?
О песнь глубин!

Я считаю, что величайшая задача в отношениях двух людей заключается в том, что каждому из них следует охранять одиночество другого.

И не буду я больше писать писем. Зачем сообщать кому-то, что я меняюсь? Если я меняюсь, я уже не тот, кем был, я уже кто-то другой, и, стало быть, у меня нет знакомых. А чужим людям, людям, которые не знают меня, я писать не могу.

О, тем, что сблизит наши души,
давай мы будем сроднены:
вот — мысли о тебе, послушай,
моих надежд ночные сны.

Мне кажется, что мы — в блаженстве:
берёшь из рук усталых ты,
как ожерелье совершенства,
нежданной нежности цветы.

* * *

Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нём даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, —
и хлынет вниз усталая вода.

И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутолённых тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, —

тогда оно уже не дождь, — разливы… реки…

я хочу баюкать кого-то, у кого-то и с кем-то быть. я хочу тебе спеть негромкое что-то и с тобой во сне твоем плыть. я хочу быть единственной в доме, кто знал, как мерзнут цветы. и слушать, как шепчут в дреме созвездия, листья и ты… часы окликают ночной покой и время видимо все, до дна. и по улице кто-то идет чужой, чужую собаку лишая сна. и вновь тишина. и мой взгляд держит тебя во сне, возносит и опускает назад, лишь что-то дрогнет во мне…

Быть любимым — значит сгорать. Любить — светить негасимой лампадой. Любимость — проходит. Любовь — длится.

Но они озаряют улыбками лица друг другу. Ощупью, будто слепцы, они ищут друг друга, как дверь. Они жмутся друг к другу, словно дети перед призраком ночи. Но они ничего не боятся. Что им может грозить? Нет ни вечера, ни потом. Время рухнуло. И они цветут из развалин.

Терпеть — дар женщины.

Убогие углы — как алтари,
там вечное становится едою,
но вечерами, с первою звездою,
сливая в эхо все пережитое,
оно в себя уходит до зари.
И бедные углы — как алтари.

Дом бедного — как детская лодонь.
Вбирая все, что взрослому не надо,
она жуку диковинному рада,
сыта песком, горошинками града,
речной ракушки звоном и прохладой —
и, как весы, становится крылатой
от каждой лепты, с каждою утратой
… показать весь текст …

Листы летят, летят издалека,
из вянущих садов небесных словно;
и падают, с последним взмахом, сонно.
И по ночам из звёзд уединённо
летит Земля, темна и нелегка.
Мы падаем. Ладони гаснет взмах.
И видишь, — так во всём. И тем не менее.
Есть Тот, кто это долгое падение
так нежно держит на своих руках.

Оставь без глаз — всё ж я тебя увижу;
Оставь без слуха — я тебя услышу;
Я и без ног пойду стезей твоею;
Я и немой воззвать к тебе сумею;
А если рук лишусь я ко всему —
Тебя своим я сердцем обниму;
А сердцу повелишь остановиться —
Мой мозг к тебе прорвется, как зарница;
Теперь еще и мозг мой умертви —
Я понесу тебя в своей крови.

Любовь — это два одиночества, которые приветствуют друг друга, соприкасаются и защищают друг друга

Я мог бы ласково взять тебя,
не выпустить больше из рук.
Я мог бы баюкать твой взгляд; тебя
охранять, и быть лесом вокруг.
Я мог бы единственным знать об этом, —
что ночь холодна была.
И слушать вечер, печалясь о лете,
сгорающем с нами дотла.
Ведь время стало тревогой всех,
не избегла камня коса.
Снаружи ходит чужой человек
и будит чужого пса.
Но вот стало тихо. Я не спустил
с тебя своих глаз; и те
… показать весь текст …