Снег на улице, снег внутри…
Не смотри на меня пожаром,
Ты печаль мою растопи,
Ведь тебя я не встретил даром.

Я хромаю внутри, я груб
Проморозило душу нАсквозь
Шепот тихий любимых губ
Лечит словом души усталость

У кукловода вся жизнь пролетает за ширмой чужого спектакля.

В недосказанности слишком много места для маневров, паранойи и неврозов.

Катаясь на карусели, нет смысла рассчитывать очутиться на другой траектории движения. Так же и с поступками. Повторяя один и тот же поступок снова и снова, рассчитывать на иной исход ситуации — по меньшей мере странно.

Иногда чувства похожи на ринг, где сильные эмоции, с которыми ты не справляешься, отправляют тебя в нокаут.

Он был ее вредной привычкой, поэтому она его периодически бросала… Но как это обычно бывает с вредными привычками типа курения, стоит только бросить, как вновь появляется причина начать…

Память расстреливает душу воспоминаниями. Патроны мы подаём ей сами.

Поспешная интимность оставляет на душе неприятные липкие отпечатки…

На поцелуевом мосту
за пачку сигарет
босой художник
Нарисовал любовь,
как на душе тату
Портрет твой,
как для сердца
подорожник…

Капли дождя отслужили по лету тризну
Слякоть подкралась, укутывая в шарфы
Листья шуршат по проспектам красивым эскизом
Осень заставила всех прихватить зонты

Серость Невы забралась на самое небо
Кутает солнце туманом и душит его лучи
Арки дворов словно двери старинного склепа
Шепчут ветрами на ухо — иди и молчи

Я подниму воротник и сверну на Невский
Там на углу для души аптека — глинтвейн
Миноры осенних реприз Петербургу известны
Пряности вкус поджигает души косплей

У каждой утопии свой режиссер…

Особый вид пытки: молчание, которое отбирает кислород по ночам.

Превращаясь в небо, иду дождём
По шумным проспектам города на Неве
Я был предсказан, как летний гром
Прогнозом утренним на fm-волне

Соединяя прохожих вдруг,
Роняю капля за каплей на кожу
Питерский дождь не вселяет испуг
Давно привыкли к нему прохожие

Людей связывают друг с другом невидимые нити судьбы. Для кого-то это связь марионетки и кукловода, для кого-то струны души, как струны музыкального инструмента или натянутые нервы, для кого-то банальная липкая паутина или колючая проволока, для кого-то леска, на которую с обеих сторон нанизываются навстречу друг другу красивые яркие бусины, временами в полотно жизни вплетается яркая ниточка и появляется неповторимый узор. Иногда нас прочно связывают наушники и одна на двоих песня, с которой начинается день. Порой люди сами разрезают или обрывают эти нити и жизнь обрушивается, как сломанная хрупкая марионетка, струны рвутся и музыка исчезает, бусы рассыпаются, полотно жизни теряет свою уникальность, наушники запутываются и один из них перестает работать.

Мужскому разуму часто приходится разруливать то, что по бездорожью нарулили женские эмоции.

Пустота внутри меня заполнена питерским небом, чайками и крошками хлеба.
Я пью кофе на брудершафт с Невой и храню созерцательную аскезу.
У меня есть слова, но значений у них больше нету.
А внутри и снаружи дождит — погода сегодня свирепа…
Опустела дворцовая пристань.
Продрогший Питер ждёт лета…

Капюшон. Наушники. Невский.
Дождь нанёс акварель зонтов.
Светофор. Небосвод. Перелестный
городской пейзаж мостов.
Музыкант. Парадная. Чайки.
Крыши манят встречать рассвет.
Питер любит тебя, не печалься
И лови привет…)

Их взгляды встретились.
— Я буду любить тебя любую…
— Как в красивой сказке?
— Нет, как в этой грёбаной жизни… Любить, пока от меня ничего не останется.

Быть рядом, когда всё сказочно и с хеппи энд, способен каждый, а вот остаться, когда человек проходит свой личный хоррор и не уйти сразу же прсле просмотра трейлера к нему — только свой во всех смыслах человек.

Стрелки часов давно перешагнули за полночь. Они уютно устроились на широком подоконнике лицом к лицу. Долгие разговоры обо всем и ни о чем одновременно. Кружево откровенности неспешно обнажало души. Раздетая душа гораздо уязвимее раздетого тела. Не с каждым получится говорить вот так начистоту. В паузах оставались недосказанные слова. Так, постепенно, мурашка за мурашкой, слово за словом, пауза за паузой стиралась грань между двумя колючками.
На питерском подоконнике в полной темноте распускался нежный цветок любви.
[…]
На утро от таких разговоров долго ощущалось сладкое послевкусие, которое он запивал крепким кофе.

Когда таланту нечем удивить, начинается смена масок.