Поверить бы. Икону
Повесить бы в дому,
Чтобы внимала стону
И вздоху моему.
И чтобы издалёка
В любое время дня
Всевидящее око
Глядело на меня.
И в завтра, что удачу
Несёт или беду,
Идти бы мне незрячей
У Бога на виду.

Побудь, со мной, побудь… Но не из чувства долга,
а только потому что мы здесь ненадолго,
И потому ещё, что миг сейчас творимый,
Невиданный, живой, особый, несравнимый,
Тот миг что нам, в любви и верности клянётся,
И ластиться, и льнёт, уйдёт и не вернётся.

Дни текли. Душа алкала.
Кошка с блюдечка лакала.
В небе плыли облака
Далеко, издалека.
Ни в четверг, ни в воскресенье
Не нашла душа спасенья.
Кошка с блюдечка пила.
Тучка по небу плыла,
Проплывала в небе синем…
Нынче здесь, а завтра сгинем,
Кошке сливочек налив
И души не утолив.

Дли блаженные минуты,
Не сбивайся, не спеши.
Слушай шорохи в тиши.
Дольче, дольче, нежно, нежно.
Ты увидишь, жизнь безбрежна
И такая сладость в ней…
Но плавней, плавней, плавней.

Так хочется пожить без боли и без гнета,
Но жизнь — она и есть невольные тенета.
Так хочется пожить без горечи и груза,
Но жизнь — она и есть сладчайшая обуза,
И горестная весть и вечное страданье.
Но жизнь — она и есть последнее свиданье,
Когда ни слов, ни сил. Лишь толчея вокзала
И ты не то спросил. И я не то сказала.

И лёгок снег подобно снам,
И он летает по касательной.
А мы всё ждём, что бросят нам
Такой желанный круг спасательный,
А мы который год подряд
Отодвигаем неизбежное,
Цепляясь то за чей-то взгляд,
То за привета слово нежное,
И всё равно идём ко дну,
И всё равно кольцо смыкается.
Не оставляй меня одну,
Когда зима, когда смеркается

Завершается все полосою закатной —
И уклад многолетний, и риск многократный,
И любовь, и раздолье, и праздник, и встреча.
…Свод небесный багряною краской расцвечен.
И чем ближе к закату, чем ближе к развязке,
Тем тревожней тона, тем багровее краски.

Сказала слово «жизнь», не зная как ещё
Назвать, определить, что происходит с нами.
Ведь если назову всё это явью, снами,
Скажу совсем не то и допущу просчёт.

А в слове «жизнь» есть «и», связующее две
Согласных «ж» и «з», жужжащих, точно пули.
Пока они жужжат, позолотим пилюлю
Хотя бы тем, что всласть походим по траве.

Поскольку есть просвет, пространство в виде «и»,
То можно всё решить или на всё решиться:
Достичь любых высот, любых высот лишиться,
Влюбиться, разлюбить. О жизнь, дела твои…

Всё от лукавого, ей-ей…
Иначе как могло случиться,
Что дождь прошел, и сад лучится,
И белый день еще белей.

Всё от лукавого. В манок
Дни напролет свистит лукавый,
И листья ластятся, и травы,
Дрожит роса у самых ног.

И этот луч средь бела дня,
И миг стремительного лета
Стрижа — ловушка и тенета,
Силки, тенета, западня.

Молчание — золото, золото, злато,
И роща стоит, тишиною объята,
И молча роняет свой лист золотой
На берег пологий и берег крутой,
И прямо мне под ноги. Я виновата:
Сменить серебро не умею на злато.
Я серебром проклятым так дорожу,
Что, даже когда молчаливо кружу,
Кружу в тишине меж большими стволами,
Я даже тогда одержима словами.

«Дай, Боже мой, к Тебе припасть»,
На причитанья каждый падок,
Когда полнейший беспорядок
В душе, и боязно пропасть.

С утра до ночи — дай, не дай,
Дай, Боже, то, не дай мне это…
Господь устал, его уж нету,
А просьб и жалоб — через край.

Земля из-под ног уплывает. Бывает.
И всё, что случается, с толку сбивает.
И что-то еще затевает судьба.
А мне надоели и бег и ходьба,
И прочие вещи в активном залоге.
Уж слишком зарвался безумец двуногий,
Уж слишком зазнался несчастный фантом.
«Мой век, — говорит он, — Мой город, мой дом»
И в тексте слова выделяет курсивом,
И вслух разглагольствует с видом спесивым,
Пока уплывает она из-под —
Земля, на которой он так одинок.

А между тем, а между тем,
А между воспаленных тем
И жарких слов о том, об этом
Струится свет. И вечным светом
Озарены и ты и я,
Пропитанные злобой дня.

Как удивительно: все сделалось само —
И зацвело само, и облетело,
И рассвело, позолотив трюмо
Зеркальное, и, просияв, стемнело.

Вот от поры цветущей — ни следа,
Но небо в куст растрепанный влюбилось
И, посылая чудный свет сюда,
Ни разу не запнулось и не сбилось.

Что кроме странствия, что кроме
Скитания? В уютном доме
Живем, во времени, в стране,
Но годы мчатся и оне
(Люблю архаику) уносят
Тебя, меня, а там и бросят,
Оставят неизвестно где
В покое вечном, как в беде…
Но может статься, может статься,
Нам предстоит и ТАМ скитаться,
И ТАМ покоя не дано, —
Но лишь скитание одно

Одно смеётся над другим:
И над мгновеньем дорогим,
Далёким, точно дно колодца,
Мгновенье новое смеётся.
Смеётся небо над землёй,
Закат смеётся над зарёй,
Заря над тлением хохочет
И воскресение пророчит;
Над чистотой смеётся грех,
Над невезением успех,
Смеётся факт, не веря бредням…
Кто будет хохотать последним?

Не плачь! Ведь это понарошку.
Нам крутят старую киношку,
И в этом глупеньком кино
Живет какая-то Нино,
И кто-то любит эту крошку.
Решив убить себя всерьез,
Герой, едва из-под колес,
Вновь обретает голос сладкий…
Но ты дрожишь, как в лихорадке,
И задыхаешься от слез.

А чем здесь платят за постой,
За небосвода цвет густой,
За этот свет, за этот воздух
И за ночное небо в звездах?
Все даром, говорят в ответ,
Здесь даром все: и тьма, и свет.
А впрочем, говорят устало,
Что ни отдай, все будет мало.

Я себя едва ли знаю,
А другого тщусь понять.
Из-под спуда вынимаю
Старый томик с буквой «ять».

Давний мир. Но снова едок
Очага былого дым.
Чем ты был, мой дальний предок,
И терзаем и томим?

Как ты прожил, предок бренный,
Свой земной недолгий срок?
Преподай мне откровенный
Всех превратностей урок.
… показать весь текст …

Это лето осыпет меня лепестками,
Нежным пухом коснется, дождем оросит,
Веткой яблони над головой повисит.
Погляди — можно счастье потрогать руками.
Да оно и само нас потрогать спешит:
Ветром ласковым волосы нам ворошит.