Уж если уходить отсюда, то даря
Улыбки всем вокруг, без устали танцуя,
Танцуя и кружась, вальсируя, паря,
Ни смертный час, ни жизнь не поминая всуе.

Уж если уходить навек, то с ветерком,
С летящею листвой и тополиным пухом,
И гулкой бездны мрак, к которому влеком,
Легко перескочить. Легко, единым духом.

И лист, покружившись, летит с паутины.
И было рожденье, и были крестины —
У милого дитятки много имен:
Вот дерево тополь и дерево клен.
И сыплются, сыплются с тополя, с клена
Осенние листья со времени она,
И каждый по ветру летит, окрылен…
Как милых окликнуть, не зная имен,
Всех тех, начинающих падать и никнуть,
Их надо позвать, непременно окликнуть.
Их надо позвать — и расступится мгла…
Я снова пыталась — и вновь не смогла.

Любое слово может стать последним,
А может стать очередным, соседним
С тем, что немного позже родилось.
Не понимаю, как мне удалось
Последнее написанное слово
Сегодня предыдущим сделать снова.

Ну, успокойся, успокойся,
Живи и ничего не бойся,
Кругом воздушная среда,
И, раз уж ты попал сюда,
Дождями летними умойся.

Летят по ветру лепестки…
Увы, не избежать тоски,
Но и тоска остра, как счастье…
Поди пойми, что в нашей власти,
Что далеко, к чему близки.

А у весны синдром Творца.
Она творит неудержимо.
Её этюд лишён нажима,
Воздушен, лёгок, как пыльца.
А у весны тончайший слух,
Она творит и плодоносит.
Она на дух не переносит
Тех, кто зашорен или глух.
О, как легка её рука,
О, как устойчив дивный навык
Творить легко и без поправок
На миг, на время, на века.

Обмелели все истоки,
Все истоки обмелели —
Ветер жаркий и жестокий
Дует долгие недели.
Но даю душе напиться
(И откуда что берется),
Зачерпнув живой водицы
Из засохшего колодца.

Тёмный холст, а слева свет.
Слева слабое свеченье.
Там счастливого стеченья
Обстоятельств свежий след.
Слева краешек небес,
Еле видимая дверца,
Слева трепетное сердце,
Вечно ждущее чудес.

Все земные блага ручейками меня огибают,

Но зато знаю я, как весной от любви погибают

Те, кто призван сюда, чтоб летать и влюбляться, и петь,

Но зато мне известно, как голос способен звенеть,

И как трудно пареньем и пеньем вполне насладиться,

И как крылья слабеют и никнут, и голос садится.

Что я делаю? Что? Ухожу.
Даже если сижу и лежу,
Даже если домой возвращаюсь,
Все равно ухожу и прощаюсь
И проститься никак не могу.
Я люблю этот город в снегу,
Просинь в небе, окошко родное,
Что-то горнее, что-то земное.

Мемуары, флер и дымка.
Тайна выцветшего снимка.
Дни текли, года летели,
Было все на самом деле
Прозаичнее и жестче,
И циничнее, и проще,
И сложней, и несуразней,
В сотни раз многообразней.
Ну, а память любит дымку,
Снимок тот, где все в обнимку.
Там скруглила, там смягчила,
Кое-где слезой смочила,
Кое-где ошиблась в дате,
А в итоге, в результате
… показать весь текст …

Так к чему же все свелось?
Всё к тому же, да к тому же,
Всё к дождю, что сеет лужи,
Падая немного вкось.
Лист летит наискосок,
Сам Всевышний смотрит косо
На любителей вопроса:
«Так к чему же???» Всё — в песок.
Всё — в песок: шаги, стихи,
Где Господь помянут всуе,
Дождевые эти струи,
Что стекают со стрехи.

Не закрывай окошко плотно,
Хотя бы щёлочку оставь,
Чтоб всё, что в мире перелётно,
Могло твою украсить явь.
Удача, праздник, муза, строки —
Им, для того, чтоб залететь,
Нужны воздушные потоки.
Не закрывай окошко впредь.
И жди с душою нараспашку:
А вдруг ворвётся ветерок,
А вдруг забегают мурашки
От залетевших в окна строк.

В людском потоке — маленькая точка.
Не тронь, стихия, старшего сыночка
И младшего сыночка пощади.
Ведь даже если их прижму к груди,
То не спасу. Ах, не накрой лавиной
Того, седого. Это мой любимый.
Пусть мои дети и любимый мой,
Уйдя из дома, вновь придут домой.

То тает, то метёт,
Метёт и снова тает.
А жизнь — она летает,
А вовсе не идёт.

Летает жизнь моя,
Скрывая цель полёта,
Нашёптывая что-то,
Чего не слышу я.

Сплошная текучка, сплошная текучка.
Все в мире плывет, точно по небу тучка,
Все в мире плывет, точно облако в речке,
И нету конца и предела утечке,
И нету конца и предела исходу,
И я, не найдя ни единого броду,
Решила, что жизнь — это гиблое дело.
…Как в воду глядела, как в воду глядела.

Так трудно всё-таки усвоить, что ничего нельзя присвоить. Присвоить, положить в карман. Любая собственность — обман. И левый мой карман, и правый — всегда пустой, всегда дырявый…

Как все же печально дела обстоят!
Те дни, что стояли, уже не стоят,
И улиц тех нет, по которым кружила,
И многих из тех, кем я так дорожила,
Не стало. И время сечет, как картечь,
И не понимаю, как это пресечь.

Живу у Господа в горсти,
Где бремя лет легко нести.
Земли почти что не касаясь,
Живу, того лишь опасаясь,
Что ночью иль средь бела дня
Всевышний выронит меня.

Всё вполне выносимо, но в общих чертах,
А в деталях… постылые эти детали!
Не от них ли мы так безнадёжно устали,
И особенно те, кто сегодня в летах.

Эти ритмы попсовые над головой,
Эта дрель за стеной, что проникла в печёнки,
Уголовного вида хозяин лавчонки,
Одинокой собаки полуночный вой,

Этот ключ, что, хоть тресни, не лезет в замок,
Полутёмный подъезд и орущие краны,
Тараканы и мыши, и вновь тараканы,
В жаркой схватке с которыми всяк изнемог.
… показать весь текст …

И кто его выдумал — мостик шатучий
В бездонном пространстве над самою кручей?
И кто его выдумал — зыбкий настил
Для каждого, кто в этом мире гостил,
И кто подарил нам такую опору
И нечто доступное уху и взору
И весь этот гомон и всю пестроту,
Чтоб на полуслове столкнуть в пустоту?